Безвременье

Барабаш Дмитрий

Кораблик

Так лютует зима,что и кактус в цветочном горшкесогревает и дарит приятное летнее эхо.От решающих дней мы зависли в солёном вершке,на разминочный кашель,на «к-хе» от последнего смеха.Словно сделали круг и, взлетев над самими собой,мы застыли в пространстве,почти что не чувствуя время.Смотрим вниз и любуемся ровной,как шпага судьбой.И землёй голубой.Облака перламутрово пеня,голый мальчик в тазу запускает кораблик рукойи волну нагоняет, смеясь над подобием бури.Озираемся рядом. И видим,что кто-то другой,на планете другой,в человеческой ёжится шкуре.

Привет, Маркес!

Глаза открываются двумя восьмёрками —здравствуй, площадь вечности,привет,

привет.За моей спиной сто лет одиночества —сто колец на столешниценарезаны временем,на письменном стволежизни.Земля – эрогенная зона личности,её величественной фаличности.Земля – вагинальная щедрость тепла,которая впитывает тела.А дальше – лишь свет в направлении тьмы,и страстные сказки выводят умына поиски истин, на трепет гармонийот ласковых губ и шершавых ладоней.

Круг

Мне шепнули, что я должен выиграть какую-то битву,на роду мне написан великих свершений венец.Моё имя вплетут в мирозданье, запишут в молитву,и я стану пророком и Богом Богов, наконец.Мне закрыли глаза двух ночей безупречные шоры,мне к бокам примостили дощатую выдержку стен,и, казалось, в ногах не опилки, а древние горыледяными вершинами тянутся к дрожи колен.Сколько лет в этом стойле овсяном, соломенном, хлебномвариации мыслимых жизней слагались в одну.И по ней проскакав, я сливался, как облако с небом,и срывался, как тень с облаков, к океанскому дну.Мне предписан был бег по какому-то смутному кругу,рёв арен, звон монет и трусливые рвения шпор.Я придти должен первым куда-то и эту заслугумне принимбят при жизни, а после поставят в укор.За бесчисленность дней, или что там текло за глазами,я сумел сосчитать все песчинки на трассе своей.Я прошёл её первым, последним, скрипучим как сани,стёртым в пыль от копыт до горячего пара ноздрей.Все интриги трибун, всех менял и карманников трюки,всех властителей дум, все царапины нищенских рук,даже каждую муху, скрестившую лапки на брюхе,все оттенки реальности, каждый случавшийся звук…Вот меня по бедру кто-то хлопнул горячей ладонью —мол, пора, выходи – твой единственный, главный забег!И откуда-то сверху, увидев судьбу свою конью,я заржал, всё и вся, как на свет,поднимая на смех.

Трудно быть богом?

Трудно быть йогомв православном храме.Трудно быть рогомизобилия в женской бане.Трудно быть стогомсена, в котором людигромко хохочут, хватая друг друга за муди.Трудно быть сокомберёзовым на исходевесны, который уже бродит,становясь гуще и горшеслезы сосны.Трудно быть итогом, чертой, приговором, пулей,последней пчелой,к закату летящей в улей.Богом не трудно. Чего там осталось Богу?Лечь на завалинке, гладя больную ногу.

О, Русь!

Я не могу свести концыс началами, о, Русь!Я сам себе гожусь в отцыи в матери гожусь.И ты мне дочь,и я, точь – в точь,тот византийский поп,который падал, словно ночь,в сияющий сугроб.А если по его следам —до каменной волны,то там – сезам или седанклокочущей войны,Везувий, бьющий из трубысторожки лесника,и дым струящейся судьбысквозь скучные века.Тибетских скал простой секреттебе открыт давно.За краем света – тот же свет,и только там темно,куда ещё не бросил взгляд,не повернул лица.О, Русь моя! Я снова ради счастлив без конца.

Happy end

Как это здорово, читая,придумывать другой сюжет,с героем вместе оживая,пронзив неправильный портрет,впитавший ложь, ужимки, скуку,как пресс-папье чужой души.– Скорее, Грей, ты видишь руку?Вставай! Ступай и не греши.

Доказательство

ни одна из теорем недоказуемани одна из аксиом не безусловнапотому что валуны акуламиплавники летающего овнасоколиной царскою охотоюпо степям монгольским ужас сеялиесли бы хотя бы одной сотоюодной тысячной излучиной поверилив то что теоремы римы ремы ромулырамазаны рекруты лабазникиаксиомы синусы окрониксыкостыли кресты и клёцки с сахаромвата сладкая и добрый клоун с голосомалкаша в каморке за кулисамибабы вереницей с коромысламив вёдрах теоремы с аксиомамис вольтами рентгенами и омамисловно птицы клином в даль туманнуюв даль скрипучую бубенчатую саннуюс ямщиком с навозцем с краснощёкимив теремах да принцы с аксельбантаминикакими теслами и гантамичто аршином что косою саженьюЖизнь недоказуема, но каждому.Жизнь не безусловна, а поди же ты!В суше, в жиже, вшивы, лживы,живы же?

Игрушка

(Гамлет на том свете)

Так быть или не быть?Смотрю я на тебяи знаю, как и ты,ответы на вопросы.Что мне в твоей привычке бытиямои всегда открытые прогнозы?Другой вопрос: так быть или не бытьв тебе сегодня?Долго ли?Доколе?Куда-то плыть, кого-то снова бить,страдать, любить, испытывая боли…И весело, казалось бы, но такосточертела замкнутая пьеса,что хочется из ничего придумать страхи пустоте придать немного веса.Но знаю же, что, ложью ложь поправ,я той же самой скуки сею семя,и жизни мухами проносятся стремглав,и, бантиком завязывая времяна девичьей макушке, слышу вновьворкующую горлицу кукушки.Закрой глаза, живи, не прекословь,как подобает правильной игрушке.

Обратная речь

Вот и дождь прошёл в конце января.Купола, как зонтики над страной.Бьются капли грустные, говоря,что творят недоброе за стеной.Речь течёт обратно: урлы-курлы.Солнце свет сливает, как водосток,и хвостами по небу журавлинеумело пятятся на восток,где багрянец зарева под луной,словно смотрит строго бельмесый глазна страну, которую ты со мнойпровожаешь ласково в оный раз.Всё пройдёт, любимая, как дожди,как дрожит под поездом твердь земли.Ты прижмись теплее и расскажи,как мы жили в сказочной той дали,где леса не сохли, росли хлеба,где красавиц юных в уме не счесть,где за кромкой света искал тебя,не надеясь даже и выжить здесь.

Игра

Я сам с собой —над шахматной доской.Один – за чёрных, а другой – за белых,играем с беспросветною тоскойв людей живых и безупречно целых.И, надо ж так, задумалась игра,что взятые фигуры вновь родятся,и, кажется, доска уже кругла,и ничего паршивцы не боятся.

Пограничная собака

Л. А. Аннинскому

Пограничная собакамежду небом и землёйне испытывает страха,зная, что и свой – не свой.Эта странная граница,этот острый горизонт:сбоку тонкая страница,разрезающая фронтотражения и яви,пустоты и красоты.Пограничники не вправепрятать голову в кусты!Что же делать, если морес небом вместе по ночамподнимает, словно горы,волны к солнечным лучам?Что же делать, если пенабьётся в берег с облаков?Разве можно только веритьв прелесть наших берегов?

Отыгрыш

Почти нешуточная драма —француз, безумие, дуэль.Как свет на холст киноэкрана,ложились тени на постель,на силуэт в свечном испуге,на женский всхлип и вьюги вой.Из-за кулис, ломая руки,кто потешался над собой?С улыбкой левого прищура,сурово целя правый глаз,наш вечный гений, мальчик Шурагероя вёл в последний раз.Он видел точно – песня спета,куплет – в куплет, строка – в строку.И дальше этого поэтане примечают наверху.Он доиграл земную драму,отмерив ямбом жизни срок.Как лучше выйти? – Через даму.И раствориться как дымок.Пускай потом земля гадает,как зная всё про страсть и пыл,он роль до пули доиграет.Герой, которого убил.