Безымянка
Шрифт:
«Подожди, дружище, я обязательно выслушаю твой рассказ. Чуть позже…»
Мы сошлись. Молча, яростно, насмерть. Оскальзываясь на глинистой почве, я вцепился в шкирку Эрипио мертвой хваткой и с рыком пошел вперед. Предводитель дрогнул и шагнул назад, пытаясь выдернуть меня на себя и сбить наземь.
А я старался поймать его взгляд, прячущийся за темными очками. Но тщетно — зеркальные линзы отражали только мою перекошенную физиономию и фактурные облака на заднем плане.
Я чувствовал голод. Чувствовал, как призрачный спутник тянет свою длинную шею через потроха, разевает пасть в поисках очередной жертвы, и впервые испытывал от этого ощущения удовольствие. Мне нравилось думать о том выборе, перед которым я оказался в конце пути.
Примитивный и крайне болезненный выбор — ведь судьба терпеть не может героев: они выворачивают ей суставы и ломают кости.
Ради этого выбора нужно было в нужный момент сдвинуться с насиженного места, прорваться через все границы и кордоны, увидеть изнутри загадочную Безымянку, потерять друга и понять самую странную в этом мире женщину.
Подумаешь, ерунда какая…
А все для того, чтобы решить: стоит ли спасать людей, которые не живут, а выживают?
Мне нравился выбор. Но больше всего в этот момент мне нравилась та простая штуковина, которой научил меня ветер. Не зря я день за днем поднимался к небу и слушал его, не зря.
Он научил меня свободе.
Так и не поймав взгляда противника, я отвел глаза. Мы мотали друг друга из стороны в сторону, а ветер только и ждал, когда кто-то ослабнет, чтобы столкнуть в пропасть. Воздушный пресс на краю обрыва давил уверенно и мощно.
Ветер.
Враг тому, кто с ним борется, друг для того, кто принимает его стихию такой, какая она есть.
На короткий миг я расслабился, позволяя воздуху подхватить себя. И что-то неуловимо изменилось в окружающем мире. Краски стали ярче, движения, напротив, замедлились, легкость ощущений ворвалась внутрь с очередным вздохом и позволила проникнуть в какие-то невидимые струны реальности, звучащие в многогранной глубине, куда не всем дано заглянуть.
На неуловимое мгновение я сам стал ветром…
Падение на землю получилось мягким: воздух, ставший союзником, словно бы подхватил меня и аккуратно положил, а не бросил. Почувствовав лопатками твердь, я дернул Эрипио за грудки, выставляя колено. По задумке, бросок должен был получиться эффектный — через себя, прямиком в пропасть.
Но только в сомнительных байках, которые травят друг другу вахтеры на «лестничках», такие трюки срабатывают. На деле все получается гораздо прозаичнее.
Несмотря на секундное слияние с воздушным потоком и полученное превосходство, силенок для завершающего движения не хватило. Самую малость. Предводитель кулем грохнулся на меня, придавив к земле и шарахнув затылком о водопроводную трубу. Его пальцы быстро сомкнулись на моей шее и сжали горло, перекрыв доступ воздуха в легкие.
Я вздрогнул и затрепыхался, но тщетно. Несколько раз врезал кулаками по бокам, но удары получились слабыми. Попытался оторвать его клешни от шеи… и тоже безрезультатно.
— Каково это, — прошипел Эрипио, — чувствовать, что вот-вот подохнешь? В жизни часто тупо сила решает, а?
Покрасневшее от лучевых ожогов лицо было совсем близко. Я сумел немного отодвинуть Эрипио от себя, но силы покидали тело слишком быстро. Обидно. Вот так глупо, на самом краю, в день, когда редкий солнечный луч выбился из-за облаков…
Солнце!
Яркое, полуденное, оно отражалось в зеркальных линзах на фоне фиолетовых туч, нависших над противоположным берегом Волги. Сам-то я время от времени видел светило, забираясь на смотровую вокзала, а вот у того, кто большую часть жизни проводил в темной подземке, реакция должна быть совсем другая…
Чувствуя, как в голове мутится от нехватки кислорода, я извернулся и скользящим ударом сшиб с Эрипио очки. Свет мгновенно ослепил незащищенные глаза, и взгляд его сделался беспомощным, как у землеройки, выдернутой из норы.
— Падла!
Пальцы на моем горле разжались. Я со свистом втянул воздух и попробовал сбросить Эрипио с себя, но не тут-то было. Продолжая давить мне на грудь коленом и жмурясь, он принялся на ощупь искать в суглинке очки.
— Светловато с непривычки, крот? — подначил я, изворачиваясь и расстегивая клапан нарукавного кармана.
— Говори-говори, все равно тебе недолго осталось, — выдавил Эрипио, шаря ладонью в жиже. — Раньше я думал, ты просто идиот, решивший чужую бабу увести. А теперь ты меня разозлил по-настоящему. Видно, и впрямь власти захотел, сучонок, раз так к Вратам рвешься. Только мал еще. Не окреп, чтоб людьми командовать.
— Пошел ты со своей властью!.. — прохрипел я, вытаскивая из кармана крестовую отвертку. — Я их спасти хочу!
— Попка не треснет, спаситель? — нащупывая очки, усмехнулся Эрипио. — Ты ж ящик консервов на троих поделить не сумеешь. Куда к Вратам-то сунулся? Подавишься…
Договорить предводитель не успел. Я ударил. Тонкое стальное жало отвертки с чавкающим звуком вошло в шею над ключицей, пробило яремную вену и увязло в мышцах. Эрипио вздрогнул и перестал давить коленом. Сожмуренные веки расслабились.
Наконец-то наши глаза встретились…
И я отпрянул. За пеленой, застилающей потухающий взгляд, не было злости, которую я так ожидал увидеть. Там, в глубине голубоватых глаз, застыло удивление и… укоризна.
Так родители смотрят на ребенка, застуканного с перемазанной вареньем рожей в кладовке возле откупоренных банок, заготовленных на зиму.
Я испугался и, повинуясь какому-то животному порыву, столкнул с себя тяжелеющее тело. Предводитель упал на бок, взялся ладонью за окровавленную рукоять, а вот вытащить инструмент не смог. Тогда Эрипио зацепился другой рукой за трубу, но сил удержаться ему опять же не хватило — так и съехал со скользкого обрыва с отверткой в горле.
Без единого звука.
Голод получил свою главную жертву — врага, который по-своему шел к намеченной цели и, в отличие от меня, с самого начала понимал, что делает. Мразь, всадившую нож в спину моему другу. Того, кого и должен был получить.