Безымянное
Шрифт:
— Охранник?
— Мне стоило только заикнуться.
— Ты обещал всегда и всюду носить с собой рюкзак.
— Я ведь просто в соседний кабинет…
Они заехали в город за рюкзаком, а потом направились домой. Вела Джейн. Тим молча смотрел на череду безликих ночных кадров за окном. Когда он наконец заговорил, выяснилось, что истинную причину своего долгого нахождения на холоде фельдшеру из «неотложки» он сообщать не стал.
— Не сказал? Почему? Он же врач.
— Больше этим акулам пластыря ни полслова.
Джейн
— А вдруг кто-то из этих акул пластыря найдет решение, Тим? Вдруг у них еще есть чем тебя удивить?
— Удивить? Меня уже ничем не удивишь.
На развязке они нырнули под эстакаду на Двадцать второе шоссе, где с обеих сторон четырехполосной трассы их приветствовали знакомые светофоры и торговые центры. Обмороженные руки Тима лежали на коленях, замотанные под многослойными варежками в эластичные бинты, защищающие от холода.
— Мне не нравится твой настрой, — сказала Джейн.
— Какой такой настрой?
— Безнадежный.
Дорога к дому вела через холм, фары высвечивали подкопченные выхлопной гарью слежавшиеся сугробы, похожие на отъевшихся ламантинов. Асфальт индевел под колесами, присыпанная солью обочина белела, словно кость.
— Я, наверное, шизанутый.
— Шизанутый?
— Я один такой, Джейн. Других случаев, кроме моего, не зафиксировано.
— Ты не шизанутый. Ты просто болен.
— Вот именно — на голову.
Как и положено хорошему юристу, он, логик, свято верил в силу прецедента. А у его мучений прецедента не существовало, как не существовало признанного врачами и клиническими исследователями возбудителя болезни — токсина, патогенного фактора, наследственного заболевания… Никаких физических признаков. Ни улик, ни прецедента, и специалисты лишь в затылке чешут. Остается только психика.
— Позвонил бы ты все-таки доктору Багдасаряну, — посоветовала Джейн.
Тим не ответил, и они заехали в гараж в молчании. Уже выключив двигатель и открыв дверцу, Джейн повернулась к мужу. Он, не моргая, смотрел сквозь лобовое стекло, и по отросшей за сутки щетине катились слезы.
— Ох, бананчик… — выдохнула Джейн.
Она положила руку ему на грудь и почувствовала судорожные всхлипы, отчаянные попытки не разрыдаться. Тим не любил плакать. Он боролся со слезами, как мальчишка борется со сном, когда разум вступает в схватку с телом и проигрывает. Видеть его плачущим оказалось так непривычно, что у Джейн невольно тоже закипели в глазах слезы — словно в детстве,
Уже ночью в кровати Джейн изложила Тиму свой план. Она будет, одевшись по погоде, следовать за ним во время хождений и присматривать во время сна. Придется уйти с работы. Все равно она не сможет спокойно сидеть в офисе, если в любой момент Тима занесет куда угодно, и он, словно потерявшийся ребенок, будет растерянно озираться посреди незнакомого района.
— Не сажать же тебя снова на цепь, — пояснила она. — Значит, остается одно — я бросаю работу.
— Я не хочу, чтобы ты из-за меня увольнялась.
В период наручников она смогла заботиться о нем только потому, что сидела дома. А потом вдруг раз — и у Тима все прошло. Какое это было облегчение! Теперь те тоскливые дни в четырех стенах воспринимались как домашний арест, из которого она невольно искала лазейки — взять хотя бы ту пару случаев, когда ее угораздило перебрать вина перед тем, как везти Бекку на занятия скрипкой. Во время болезни она настолько отдавала всю себя уходу за мужем, что, по сути, только им, его мучениями и жила, и потом, пока не занялась недвижимостью, долго не знала, куда себя деть.
— Нам ведь эти деньги погоды не сделают.
— Но тебе нравится работа. Ты в ней реализовалась и живешь полной жизнью.
— Ты не поверишь — вы с Беккой и есть моя жизнь, — возразила Джейн.
Тим молчал в темноте. Очищенный апельсин луны светил в открытые окна спальни, достаточно рассеивая мрак, чтобы видно было дыхание. Тим лежал поверх одеяла, Джейн, наоборот, закуталась почти с головой.
— Почему я вдруг не поверю?
— Потому что у тебя как раз вся жизнь в работе.
— Ты так это видишь?
Молчание.
— Послушай, — попросила Джейн после паузы. — Кто-то должен за тобой присматривать. Ты уходишь теперь дальше, чем прежде.
Как же отчаянно ему хотелось согласиться, если бы она только знала… Его одолевал страх, одолевало желание на кого-то положиться.
— Это слишком большая жертва, — сказал он наконец. — Я не хочу, чтобы получилось, как в прошлый раз, когда ты впала в депрессию, стоило болезни уйти, а мне вернуться к работе.
— Я не впадала в депрессию. Просто не сразу обрела себя заново.
— Все равно, это слишком большая жертва.
Джейн больше не сказала ничего, потому что втайне вздохнула с облегчением.
12
На пороге кабинета возник Майк Крониш. Даже на таком расстоянии казалось, что он нависает прямо над тобой, а уж вблизи — ни дать ни взять медведь гризли, вставший на задние лапы. Внушительная фигура, упакованная в костюм, являла собой воплощенную мечту кукурузных штатов. В коридорах при виде его жался к стенкам младший персонал, который Майк гонял в хвост и в гриву.