Безымянный человек
Шрифт:
На тот момент мне еще было девятнадцать лет. Я была хороша собой, по крайней мере, мне так казалось по взглядам многих мужчин, однако об устройстве личной жизни я не сильно-то задумывалась. Больше всего мне хотелось веселья, постоянных приключений, большого круга знакомых, в центре которых находилась бы я сама.
У Семы я получила все это. У него дома собиралась пестрая компания. Кто-то приходил потанцевать. Кто-то приносил продукты, готовил, кормил нас. Девчонки, что появлялись на один-два вечера (мы так и называли их – «вечерки»), обычно наводили порядок. Они выбрасывали пустые бутылки, разбросанные банки из-под пива, мыли полы и посуду. Сюда заезжали отоспаться приятели-таксисты, заваливались ребята с ящиками пива для партии в «дурака». Временами курили травку. Когда время переваливало за полночь, все уже крепко напивались, галдели, гоготали, как стадо диких животных, танцевали, переступая через некоторых товарищей, храпящих по несколько человек на матрасе, что стелился прямо на полу. Все это происходило в густом клубе дыма в большой комнате, где обычно и было основное движение. В обитой вагонкой комнатке, что соединялась с главной комнатой большой аркой, находились стол с компьютером, шкаф с СD- и DVD-дисками, старый китайский телевизор, кассетный видеоплеер молодости моих родителей и диван, у которого выпирали, словно ребра анарексика, пружины. Это была так называемая комната отдыха.
Нам было разрешено находиться только на первом этаже, поскольку этаж выше был полностью хозяина дома. Сема с гордостью проводил экскурсию по своим «владениям». Второй этаж состоял из второй ванной комнаты, спортзала и невероятно просторной спальни, где большее пространство занимала практически королевская кровать. Но здесь отдыхали только девушки Семы.
Для гостей на первом этаже было две спальни, в одной из которых спала я. Другая в большинстве случаев была занята. Сема называл ее комнатой уединения. По справедливости, доставалась она тому, кто первый в нее уходил. Время от времени парочки, охваченные страстью и похотью, узурпировали и мою комнату.
Именно в этом доме открытых дверей я прожила без малого полгода с момента, как меня выгнали родители. Не могу сказать, что мне нравилась жизнь у Семы, скорее, я жила здесь в отместку родным за то, что они пытались управлять моей жизнью. Хоть они и не знали, где именно я живу. А стоило им узнать, с кем водится их дочь, и, мне кажется, если бы им предложили написать отказ от родительских прав, они бы подписали все что угодно без раздумий. Как дочь приличных людей я позорила статус моей семьи. Они не делали попыток вернуть меня. За это я уважала их. Но возвращаться не собиралась. В первую очередь, потому что знала, какая жизнь ждет меня дома. А здесь… Вне родных стен человек становится самостоятельнее. Ну, или ломается. Не первый год я жила в поиске чего-то нового, лелея надежду, что меня перестанут ограждать от окружающего мира чрезмерно заботливые и властолюбивые родители. И вот я жила в месте, где все было пропитано запахом табака, алкоголя, секса и свободы действий. И жила с людьми, которые так же, как и я, не знали, кем хотят быть в жизни. Некоторым из них и вовсе было плевать.
Мы неплохо проводили время. Бывало, когда стрелки часов отмеряли второй или третий час ночи, мы вываливались гурьбой на улицу. В теплое время года это случалось гораздо чаще. Музыканты нашей компании брали гитару и, дергая струны, горланили матерные, армейские или попсовые песни. А иногда с началом летних ночных безумств, когда любые стены начинают давить, мы рассаживались по машинам и отправлялись кататься по городу с остановками где-нибудь возле парков или набережной.
У Семы был давнишний знакомый Саша. Мотоциклист, который частенько звал нас на мотозаезд или на обычные слеты любителей мотоциклов. Те байкеры, которых я знала, были своеобразными людьми. Можно сказать, что это отдельный пласт общества. Мотоциклы для них были дороже всего золота на свете. Соответственно, все разговоры начинались именно с них. Пассажиров они называли рюкзаками, а машины – корытами. Когда шел дождь или дорога была еще не высохшей, они сильно расстраивались и пересаживались на «корыта», чтобы встретиться в гараже одного из члена мотоклуба для бурных обсуждений общих тем и выпивки под музыку.
Оказаться в такой компании для меня было в новинку. Но именно это подпитывало мой интерес и тягу к приключениям. Тем майским вечером Саша позвал нас кататься. Меня он взял к себе в пассажиры. Он был любителем спортивных байков. И обожал свою алую Yamaha R1. Впереди нас была вереница из пяти спортивных мотоциклов «Хонда». Это был первый раз, когда я ехала на мотоцикле. Перед самым началом Саша объяснил, что отклоняться на поворотах я должна вместе с ним, а при торможении нужно упираться руками в бензобак. Надев шлем с кожаными перчатками и крепко обхватив Сашу, я отдалась наслаждению того вечера.
Мотоцикл заревел. Мы тронулись с места и начали стремительно набирать скорость. Выехав на шоссе, мы стали единым целым – я, водитель и мотоцикл. Шесть мотоциклов на сумасшедшей скорости неслись по пустому ночному шоссе, облаченному в свет редких фонарей. В тех местах, где дорога не была освещена, я видела, как свет фар кромсал стелющийся вуалью туман на дороге перед нами. Сердце замирало как кролик, увидевший хищника. Я взглянула на спидометр. Взгляд успел зацепиться за цифру 150 км/ч. Слышно было, как с мелким треском мошкара разбивается о шлем. Казалось, ветер готов растерзать. В какой-то момент я подумала о том, что одна ошибка водителя погубит нас. Нас сотрет об асфальт. Останется каша из плоти и костей. Но я не боялась. Меня больше ошеломляла мысль, что во мне нет страха. Признаюсь, он был во мне потом, после поездки, но на тот момент лишь проносилась окружающая природа, от скорости и редкого освещения превращающаяся в абстрактные пятна. Все звуки глушил рев мотора. А на спидометре стрелка хваталась за цифру 180. Я знала, что он может ехать быстрее, но Саша жалел меня.
Шоссе было похоже на волнистое полотно: мы то поднимались на асфальтовое взгорье, то падали в низину, а то самую малость казалось, что едем по большому плато. На самых высоких точках дороги я чувствовала, как мотоцикл отрывается от земли. Эти мгновения вызывали мурашки по всему телу. Тем вечером я была буквально влюблена в скорость.
На остановке Саша спросил о моих ощущениях. Я светилась от счастья, как новогодняя лампочка. Он скомандовал вытянуть перед собой руки.
– Ух ты, – не удержался он, когда я, словно на приеме у невропатолога, сделала все, как он просил. – Парни, смотрите, у нее после первой поездки и руки-то не трясутся! Ну ты даешь! Молодец!
Оказывается, многие после поездки на спортивном мотоцикле продолжают первые несколько минут вибрировать.
После катания на мотоциклах мы заехали на точку слета байкеров. Это был обычный гараж, который превратили в двухэтажное помещение для посиделок. Пока мы веселились, на улице пошел дождь. Возвращаться было не на чем. Ребята стали звонить таксистам. Но их помощь не понадобилась, потому что приехал Тема. Нас познакомили. Все и всегда называли его именно так. Я не решилась нарушать эту традицию. Если бы я могла знать, какие последствия повлечет эта встреча.
С момента знакомства он начал ухаживать за мной. Он был выше меня ростом на полторы головы, темно-русый, с большими голубыми глазами. На плече у него была татуировка в виде поднимающейся гадюки. Водил он тойоту, тюнингованную под спортивное авто. Мотоциклы он не сильно жаловал, лишь изредка брал покататься старенькую «Яву» у приятелей.
По привычке, мне не было дела до знаков внимания. Сначала Тема общался только с парнями, разговоры их были малопонятны, кроме того, что это как-то связано с работой. Чем конкретно он занимался, оставалось загадкой, для разгадки которой мне не хватало интереса.
Но отношения были форсированы. После нескольких совместных поездок по ночному городу Тема стал почти каждый вечер бывать у Семы, а вскоре мы оказались с ним в комнате уединения. Хотя я бы предпочла ту, в которой спала я. Казавшийся скромным со стороны, Тема оказался с точностью до наоборот: властный, ревнивый, вспыльчивый. Собственник. Главной его собственностью стала я. Когда он напивался, мне казалось, будто земля разверзлась и выпустила из своих недр сущего дьявола, томящегося в заточении тысячелетия. Никак иначе его пьяные припадки нельзя описать. Я всегда должна была сообщать, когда, куда, с кем и зачем я иду, сколько по времени буду находиться в том месте, при этом еще писать и звонить ему. Иначе же разыгрывались скандалы. Начинались подозрения в измене, обмане, следовали долгие переплетение ругани. Бывало, доходило до того, что он замахивал на меня руку, крича с яростью: «Убью!» Он мог схватить меня за руку с такой силой, что после приходилось носить одежду с длинными рукавами, скрывая синяки; мог дать пощечину, подозревая, что я не позвонила ему, потому что была с любовником. Я терпела. Спустя несколько месяцев наших отношений он заставил меня врать самой себе, признаваясь в любви. Я не знала, что это такое, но все же что-то подсказывало, что любовь – это вовсе не то, что происходило между нами.