Безжалостное небо
Шрифт:
Но гималайские горцы оставались при своем мнении. И Джордж Харпер начал опасаться, что правы были горцы, а не весь остальной мир.
Затем, когда протекло несколько долгих секунд, а все оставалось спокойно, его страх начал понемногу проходить. Наверное, у него от бессонницы возникают слуховые галлюцинации. И он заставил себя вновь вернуться к планам спасения. И уже успел снова углубиться в эти мысли, как вдруг о палатку ударилось какое-то тяжелое тело.
Харпер не завопил во всю мочь только потому, что у него от ужаса
– Что такое? – пробормотал ученый. – Вам нехорошо?
Харпер почувствовал, что Элвин перевернулся на другой бок, и понял, что тот нащупывает фонарь. Он хотел прошептать: «Ради бога, не двигайтесь!», но не мог выдавить из своего пересохшего горла ни звука.
Раздался щелчок, и на одну из стенок палатки лег яркий кружок света от фонаря.
Эта стенка прогибалась внутрь, словно на нее давила какая-то тяжесть.
В центре выпуклости было нетрудно угадать очертания не то руки со скрюченными пальцами, не то когтистой лапы. Она находилась всего в двух футах над землей, словно неведомый пришелец теребил ткань палатки, стоя на коленях.
Свет, по-видимому, его испугал, потому что когтистая лапа мгновенно исчезла, и стенка вновь натянулась. Раздалось глухое сердитее ворчание, и на долгое время наступила полная тишина.
Харпер с трудом перевел дух. Он ожидал, что в стенке вот-вот появится зияющая прореха, и на них из темноты ринется нечто невыразимо ужасное. И он чуть истерически не вскрикнул, когда вместо треска рвущейся ткани откуда-то сверху донесся еле слышный посвист поднявшегося на мгновение ветра.
Затем последовал знакомый – почти домашний звук. Это зазвенела пустая консервная банка, ударившись о камень, и почему-то напряженность немного спала. Харпер наконец смог заговорить, а вернее, сипло прошептать:
– Он отыскал наши консервы. Может, теперь он уйдет.
Словно в ответ, послышалось рычание, в котором чувствовались разочарование и злость, затем раздался удар и грохот катящихся банок.
Харпер вдруг вспомнил, что все их продовольствие было в палатке, а снаружи валялись пустые жестянки. Это его не обрадовало. Он от всего сердца пожалел, что они не взяли примера с суеверных горцев и ни оставили снаружи подношения богам или демонам, бродящим по этим вершинам.
И тут произошло нечто настолько внезапное и неожиданное, что он сообразил, в чем было дело, только когда все кончилось. Раздался скрежет, словно по камням протащили что-то металлическое, потом – знакомое жужжание и удивленное фырканье.
И затем – душераздирающий вопль ярости и ужаса, который начал стремительно удаляться – все выше и выше в небо..
Этот замирающий звук вызвал в памяти Харпера давно забытую картину.
Однажды ему довелось посмотреть старинный (начала двадцатого века) фильм, посвященный истории воздухоплавания.
Харпер ждал далекого глухого удара о камни, но удар так и не раздался. Тут он услышал, что доктор Элвин повторяет снова и снова:
– Я связал левитаторы вместе. Я связал левитаторы вместе.
Харпер был настолько ошеломлен, что это его даже не встревожило. Он испытывал только досаду.
Ведь теперь он так никогда и не узнает, кто рыскал вокруг их палатки в смутном мраке гималайской ночи.
* * *
День начинал клониться к вечеру, когда в ущелье спустился горный спасательный вертолет, который вел скептик-сикх, подозревавший, что все это подстроил какой-то изобретательный шутник. Когда вертолет приземлился в центре поднятого им снежного вихря, доктор Элвин, одной рукой цепляясь за столбик палатки, отчаянно замахал машине.
Узнав ученого, вертолетчик испытал что-то похожее на благоговейный ужас. Значит, это правда! Ведь иначе Элвин никогда бы не очутился тут. И следовательно, все, что сейчас летает в земной атмосфере и за ее пределами, с этой минуты устарело, как древние колесницы.
– Слава богу, что вы нашли нас, – прочувствованно сказал ученый. – Но как вы добрались сюда так быстро?
– За это можете поблагодарить радиолокаторную сеть слежения и телескопы орбитальных станций. Мы бы добрались сюда и раньше, только сначала думали, что это какой-то розыгрыш.
– Не понимаю…
– А что бы вы сказали, доктор, если бы кто-нибудь сообщил, что дохлый гималайский снежный барс, запутавшийся в какой-то сбруе болтается на высоте в девяносто тысяч футов, не взлетая выше и не падая?
Джордж Харпер на своей постели в палатке принялся хохотать, не обращая внимания на боль, которую причинял смех. Доктор всунул голову внутрь и обеспокоенно спросил:
– Что случилось?
– Ничего… о-ох! Я просто задумался над тем, как мы снимем оттуда бедную животину, чтобы она не создавала угрозы для воздушного транспорта.
– Ну, отправим туда кого-нибудь на левитаторе, чтобы он нажал на кнопки. Возможно, надо будет ввести радиоконтроль для всех аппаратов…
Голос доктора Элвина замер на полуслове. Ученый был уже далеко отсюда, углубившись в расчеты, которым предстояло изменить судьбу многих миров. Ибо он возвращал человечеству свободу, утраченную давным-давно, когда первые амфибии покинули свою невесомую подводную родину.
Битва с тяготением, длившаяся миллиард лет, была выиграла.