Безжалостное обольщение
Шрифт:
— Запомни: никогда нельзя смешивать дело с удовольствием, моя Женевьева, — тихо сказал Доминик менторским тоном, склоняясь в поцелуе над ее животом. — А также запомни, что нужно научиться быть хоть немного терпеливой. Я скажу тебе все, что сочту нужным, и только тогда, когда сочту нужным.
Женевьева, разумеется, самонадеянно поспорила бы с ним, если бы могла, если бы именно это было для нее важно в данный момент. Может быть, другая Женевьева в той, прежней своей жизни так и поступила бы, но второй «урок» потребовал полной отдачи. Ведь теперь ей надо было не просто
Новая Женевьева Латур, в конце концов заснувшая в объятиях капера на постели его любовницы-квартеронки, далеко продвинулась в тот день по тропе любви и теперь лишь отдаленно напоминала ту девочку, которая всего лишь несколько часов назад отчаянно выступила в свой крестовый поход.
Глава 7
Аромат крепкого кофе защекотал ноздри Женевьевы. Она тревожно оглядела незнакомую обстановку. Комната все еще была погружена в темноту, которую слегка рассеивал свет масляной лампы на каминной доске.
— Доброе утро, Женевьева, — услышала она рядом. Голос звучал по-деловому и совершенно не соответствовал ошеломляющим, странным ощущениям, которые она испытывала от прикосновения прохладных простыней и тепла лежащего рядом тела, такого же обнаженного, как и ее собственное.
— Уже утро? — спросила она, оттягивая момент, когда придется посмотреть на него. — Еще так темно…
— Очень раннее утро, — уточнил Доминик. — Позволь привлечь твое внимание к подносу у изголовья. Если ты выпьешь кофе, мы оба сможем более или менее трезво взглянуть в лицо новому дню.
Женевьева медленно села, нервно натянув на грудь простыню, и затуманенным взором посмотрела на сервировочный столик рядом с кроватью. На нем стоял поднос, накрытый льняной салфеткой. Из серебряных кофейника и молочника поднимались струйки пара. От корзинки с горячими воздушными булочками шел соблазнительный аромат свежевыпеченной сдобы.
Наклонившись над изголовьем кровати, Доминик с улыбкой наблюдал, как она наливает горячее молоко в широкую чашку, а потом добавляет крепкий черный кофе. Она занималась этим обыкновенным делом с таким усердием, что даже высунула кончик языка. Впрочем, наливать кофе с молоком для мужчины, который тебя похитил… едва ли можно назвать обычным делом.
— Спасибо. — Делакруа принял из ее рук чашку с вежливой улыбкой.
Женевьева налила кофе себе и с изысканной галантностью протянула Доминику корзинку с булочками. Он с такой же галантностью отказался, а она с удовольствием взяла одну. Сосредоточенность на еде давала возможность оттянуть разговор. Ведь Женевьева понятия не имела, о чем принято говорить в подобной ситуации. Нужно спросить партнера, хорошо ли он спал? Или вежливо поинтересоваться его планами на предстоящий день? Или рассказать о собственных?
Губы Доминика тронула улыбка — ему не составляло никакого труда разгадать ее мысли. «Рядом с таким милым существом чрезвычайно приятно проснуться», — неожиданно подумал он. Для него утро после ночи любви обычно было тяжелым испытанием. Но кожа Женевьевы оставалась свежей и упругой, спутавшиеся блестящие волосы очаровательно рассыпались по плечам. Желто-карие глаза были ясными и блестящими, и, когда он стряхнул крошку с ее губы, Женевьева очень нежно посмотрела на него и рассмеялась без всякого жеманства, но с некоторой робостью.
— Тебе нечего бояться, — ласково сказал он, проводя пальцем по ее губам. — Ты ведь ни о чем не жалеешь?
Она решительно затрясла головой, отчего ее шелковистые локоны запорхали в воздухе.
— Как я могу жалеть о том… о том… — Она вздохнула, подыскивая слова, чтобы выразить невыразимое. — Я не знаю, как объяснить то, что я чувствую, но я напоминаю себе колодец, который наполнили до краев.
— И будут наполнять впредь, — ласково пообещал Делакруа. — Раз ты так быстро научилась получать и дарить удовольствие, никто уже этого у тебя не отнимет. — Он нежно поцеловал ее в висок и протянул пустую чашку. — Налей мне еще. И нам нужно одеваться. Скоро сюда придет Николас, чтобы отвезти тебя домой.
Безысходное отчаяние вдруг навалилось на Женевьеву. Делакруа говорил так, словно в дальнейшем «колодец» ее наслаждения не будет иметь к нему никакого отношения: роль наставника выполнена, он подготовил ее к тому, чтобы выпустить в новый для нее мир. Но гордость не позволяла ей спросить. И, делая вид, что сосредоточена на кофе, она поинтересовалась:
— Так зачем Николас сюда придет?
— Отвезет тебя домой, чтобы все подумали, будто вы с ним просто совершали прогулку перед завтраком. Даже если твое ночное отсутствие кем-то было замечено, последствия не выйдут за стены вашего дома.
— Никто ничего не заметил, — возразила она. — Табита никогда не входит ко мне в спальню, пока я не позвоню. Что касается остальных, то никто не встанет раньше девяти, особенно после вчерашнего бала. Делакруа кивнул, застегивая сорочку:
— На это я как раз и рассчитывал. Если хочешь умыться, в кувшине — горячая вода.
Поняв намек, Женевьева сбросила с себя покрывало и спустила ноги на пол. Однако еще с минуту, сидя на краешке кровати, хмурилась, глядя себе под ноги.
— Что случилось? — Доминик, закрепляя кушак, подошел к ней и поднял указательным пальцем ее подбородок. — Тебя что-то беспокоит, фея?
Ободренная его ласковым тоном, Женевьева нерешительно сказала:
— Я хочу спросить тебя…
— Так спрашивай. Ты ведь не привыкла отступать. — Доминик явно поддразнивал ее. Она смущенно улыбнулась:
— Прошлой ночью, когда… — Ну что такого трудного в этом вопросе? Женевьева глубоко вдохнула. — Когда в самом конце ты вдруг ушел из меня, это чтобы я не забеременела?
— Да, — резко бросил он. — Я не заинтересован в том, чтобы положить начало племени бастардов.
— Между прочим, я тоже, — огрызнулась Женевьева, задетая таким тоном.