Безжалостный соперник

Шэн Л. Дж.

— Значит, ты солгал, — сказала я прямо.

— И да, и нет. У меня были романы. Много романов. Я не горжусь своей неверностью. Но я никого не домогался.

— Твое фото члена говорит о другом. — Пусть даже не в стольких словах.

Он неловко поерзал.

— Это было взаимно, и это было темное время в моей жизни. Я не монстр.

— Это должен определить суд, а не я. — Я закинула одну ногу на другую, обхватив колено руками. — И пока я не узнаю ответ на этот вопрос, я не могу с чистой совестью связать свою компанию с твоим именем. Тем более, что ты бросил нас, даже не предупредив

меня, незадолго до начала суда.

— Я сделал это, чтобы защитить тебя! — Конрад хлопнул ладонью по столу между нами, отчего все затряслось.

Я покачала головой.

— Ты сделал это, потому что хотел нанять кого-то покрупнее, с большим авторитетом. Но никто не возьмет тебя, верно? Никто не хотел пачкать руки.

Он перегнулся через стол между нами, медленно приближаясь ко мне, на его виске пульсировала вена.

— Думаешь, это игра? Я могу потерять каждый пенни, который у меня есть, Арья, лишив тебя твоего наследства. Ты можешь быть бедной.

Последнее слово было произнесено с полным пренебрежением.

— Я никогда не буду бедной, потому что я обеспечиваю себя сама. Но если я потеряю свое наследство — чья это будет вина?

— Их! — Отец вскочил со своего места, в отчаянии вскинув руки. — Конечно, это их вина. Почему ты так думаешь им потребовалось так много времени, чтобы пойти вперед? Они воспользовались жалобой Аманды Гиспен!

— Они боялись, что ты разрушишь их жизнь. — Я тоже поднялась со стула, обнажив зубы. — Как ты поступил с Русланой и Ники. Что с ними случилось? Скажи мне.

Отец посмотрел на меня с презрением. Я никогда не думала, что увижу такое выражение на его лице. От чистой ненависти. Я задавалась вопросом, куда делся человек, который целовал меня и читал мне сказки на ночь. Как мне вернуть его. И самое главное — существовал ли он вообще.

— Как ты думаешь, соглашение все еще в силе? — Он сменил тему.

— Откуда мне знать?

— Кажется, этот Кристиан увлечен тобой.

— Увлечен? — спросила я, выигрывая время. Мое сердце забилось в груди при упоминании его имени.

— Я вижу, как он гоняется за тобой, как щенок. Он плохо скрывает это. Покопайся для меня.

Мне потребовалось все, чтобы не швырнуть что-нибудь в стену.

— Его не переубедить. Он хочет получить твою задницу на блюдечке с голубой каемочкой.

— Он больше хочет в твою постель.

Затем он посмотрел на меня, его глаза спрашивали что-то, что его рот не осмеливался произнести вслух. Внутренне я опрокинулась и меня вырвало. Всю любовь я оставила для него. Хорошие воспоминания, и плохие тоже. И полоска верности пробегает между нами. Потому что человек, который мог попросить что-то подобное у своей дочери, был способен на гораздо худшее. Он просто выдал себя.

— Ух ты. Хорошо. Это мой сигнал уйти.

— Если ты не поможешь мне, — прошипел он, выбрасывая руку, чтобы остановить меня, но отдергивая ее прежде, чем он успел меня ударить, — ты мертва для меня, Арья. Это твой шанс — твой единственный шанс — отплатить мне за то, что я не наплевал на тебя, когда твоей матери было наплевать. Мне нужно знать, ты согласна или нет?

Теперь мы оба стояли. Я не знала, когда это произошло.

Я закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Открыла рот.

— Сначала будь честен со мной. Ты причинил им боль? — Спросила я. Он знал, что я имела в виду. — Сделал?

Была пауза. Правда висела в воздухе между нами, свисала над нашими головами. У него был вкус, запах и пульс. Я знала это до того, как услышала. Вот почему он знал, что ложь бесполезна.

— Да.

Это слово звенело у меня в ушах. Я открыла рот, не давая пролиться слезам. Я развернулась и убежала. Выбежала из пентхауса. Мать последовала за мной. Я подозревала, что она ждала снаружи, в коридоре, подслушивая.

— Арья! Арья, подожди!

Но я этого не сделала. Я спустилась на два лестничных пролета, прежде чем нажать кнопку лифта, просто чтобы убедиться, что они не преследуют меня. В лифте я поняла, что перестала называть его папой даже в мыслях. Теперь он был Конрадом Ротом, человеком, впавшим в немилость и утащившим за собой свою семью.

Когда лифт открылся, моим инстинктом было перейти улицу и пойти на кладбище. В гости к Аарону. Мне нужно было с кем-то поговорить. Разгрузиться.

Но я не хотела говорить с Аароном.

Впервые за долгое время мне захотелось поговорить с кем-то, кто мог бы ответить.

— Прости, приятель. — Я пробежала мимо кладбища, потом поймала желтое такси.

Я проверила свои часы.

Может быть, я все-таки успею.

***

Через окно ресторана я заметила Кристиана, сидящего в одной из красных кабинок с мягкой обивкой. Целая еда стояла перед ним, нетронутая. Он работал на своем ноутбуке. Он сидел прямо, его лицо было стоическим, не обращая внимания на любопытные взгляды окружающих. Мое сердце забилось немного быстрее. Я вытерла с лица слезы, пролитые по пути сюда, и протянула водителю свою кредитную карту.

— Как я выгляжу? — спросила я женщину средних лет за рулем.

Она посмотрела на меня через зеркало заднего вида.

— Хочешь честности?

В целом да, хотя сейчас я уже не так уверена.

— Ты выглядишь как развалина. Без обид.

— Не обижаюсь.

— Но у тебя крепкие кости и хорошая грудь, так что иди и убей его, милая.

С этими мощными словами ободрения я открыла заднюю дверь машины.

Было пять минут девятого, но я успела. Я вошла в заведение и объяснила администратору, что меня ждет мой компаньон, затем поспешила через лабиринт кабинок, необъяснимый прилив любви обрушился на меня, когда Кристиан оторвался от экрана, и на его лице отразилось мальчишеское удивление.

Он закрыл свой ноутбук, откинулся на спинку кресла и наслаждался видом. Я стояла перед ним, еще не садясь. Я задыхалась, мои волосы были в беспорядке, и мне отчаянно нужно было умыться.

— Стоит ли нам видеться вместе вот так, в открытую? — Я хотела выложить все самое важное.

— Здесь нас никто не знает. В любом случае, если мы увидимся один или два раза на публике, без прикосновений, без флирта, это все равно можно свести к тому, что ты работаешь над этим делом, пытаешься убедить меня уговорить моих клиентов смириться. До тех пор, пока мы не будем... канючить.