Би-боп
Шрифт:
Это были местные жители, которые возвращались с семейного обеда. Она тебя не съест, добавил он, чтобы поддержать свою жену, а та ответила: Она и не улетучится, так что я поеду с тобой.
Или же она опаздывала. Хотя нет. Когда случилось происшествие, она была километрах в ста от Симона, а когда жандармы позвонили, было восемнадцать часов, значит.
Время на то, чтобы за ними сходить, вернуться, время, пока они все обследуют, скажем час на все, авария произошла в семнадцать часов. Значит, она не опаздывала, А значит, и не пролежала несколько часов в лесу, на прохладной земле у подножия
Чего мне бы хотелось, так это того, чтобы она умерла, глядя на небо сквозь верхушки деревьев, в некотором смысле умиротворенная этим видением выхода. Если только в тот момент она не сожалела, что не может приехать к Симону, но нет, нет, не было ничего такого, совсем ничего, она умерла сразу.
18
Генетик и будущий доктор наук, рокер и нигилист Жами Нардис, сын Симона: Я только приехал к родителям. Я был с Анной. Я приехал посмотреть, все ли мать приготовила для Чока. Она была взвинчена. Из-за отца. Я хотел убедиться, что все будет в порядке. Я сомневался, сказал он, ибо Чок — кот капризный. Ест только из совершенно белой миски. Никогда не ходит в уже использованный лоток. Если эти два требования не удовлетворить, он способен разнести все в пух и прах. Что и могло произойти в предстоящие сутки.
Мы с Анной тоже должны были отсутствовать. Мы должны были поехать к родителям Анны. Я не сказал этого своей матери. Ей бы это не понравилось. Она не любит родителей Анны. Не распространяйтесь об этом. Она говорит, что они меня слишком любят. Словно я их сын. Бритый наголо, футболки с черепом и костями, им наплевать. Короче, сказал ему я.
Короче, сказал он, чтобы избавить мать от худшего, мы с Анной, поразмыслив, решили отвезти Чока к родителям Анны. Они славные. Они поняли бы. Не знаю, как отреагировал бы Чок. С ним никогда не знаешь заранее. Понравились бы ему родители Анны? Большой вопрос, я согласен. Но неважно, поскольку мы так и не поехали. Я вытащил корзину для него, и тут зазвонил телефон.
Анна не решилась ответить. Она была не у себя. Она продолжала готовить корзину для перевозки кота, трубку снял Жами.
Мсье Нардис? Голос неуверенный, осторожный. Вы не ошиблись, сказал Жами. Голос колеблющийся: Это квартира мсье Нардиса? Я же только что сказал вам, сказал Жами. Голос: Я имею честь говорить с мсье Нардисом? Собственной персоной, сказал Жами, но я спешу, вы не могли бы быстрее.
Голос: Мсье Симон Нардис? А, нет, сказал Жами, вы имеете честь говорить с его сыном, и он спешит. Голос: Ваш отец дома? Нет, сказал Жами, он в отъезде, а что, в чем, собственно, дело, да и вообще кто вы? Голос: Жандармерия.
Анна закончила готовить корзину. Она смотрела на своего друга. Спрашивала себя, что происходит. Ее взгляд вопрошал. Жами зажал трубку ладонью: Это жандармерия, сказал он. Две-три долгие секунды они с Анной смотрели друг на друга, пока голос не произнес: Вы слушаете?
Жами: Да, я здесь, отца нет, но я здесь, а что случилось? Ваша мать, сказал жандарм. Жами: Что моя мать? Она попала в аварию, сказал жандарм. Жами: Где? Жандарм уточнил место, как сообщают морские координаты. Мы вытащили машину, сказал он. Жами: Мне плевать на машину. Она на ходу, сказал жандарм. Жами: А моя мать?
Эмоциональные полюсы перевернулись. Голос жандарма становился увереннее, сильнее. Голос Жами слабел. Жандарм уже не боялся. У Жами это только начиналось. Страх перешел от жандарма к Жами.
Ее перевезли в больницу. Жандарм уточнил место, больницу, такая-то больница в таком-то месте. Жами: Она была ранена? Ответ: Да. Жами: Серьезно? Ответ: Да, достаточно. Жами: Как это — да, достаточно; что это значит? Ответ: молчание. Жами: Это серьезно? Молчание. Жами: Она что, умерла? Да, сказал жандарм.
Глаза Анны принимали самые разные выражения и формы. Она следила за разговором. Если так можно выразиться. Поскольку слышала только вопросы.
Когда Жами посмотрел на нее снова, когда он положил трубку, записав координаты больницы, переписав их набело, на этот раз разборчивым почерком, глаза Анны удвоились в объеме, увеличенные, как под лупой, слезами.
Чок при виде корзины успел спрятаться. Он ненавидел путешествия в корзине. Корзина означала каникулы или ветеринара. Нет уж. Я спрячусь.
Жами не плакал. Ему было страшно. Все мыслительные способности заблокированы, мозг на холостом ходу пропускал через себя тысячи разных решений. Остаться вот так, парализованным, было бы хорошо.
Нет. Он посмотрел на Анну. Затем на корзину. Подумал: Кот, родители Анны; затем произнес: Мне надо предупредить папу, ты предупреди своих, что мы не приедем, ты поедешь со мной? Конечно, сказала Анна. Позвони им, а я пока подумаю, сказал он и начал кружить по комнате.
Он ищет меня, подумал Чок, спрятавшийся под диван. Затем Жами вспомнил о словах матери: Я оставила адрес и телефонный номер гостиницы рядом с телефоном. Он вернулся к телефону.
Анна разговаривала со своими родителями. Он стал кружить вокруг Анны. Попытался посмотреть, нет ли каких-то бумаг на столике. Анна прервала разговор. Она говорила со своей матерью. Что ты ищешь? Ничего, ответил Жами. Он нервничал. Отошел от столика, затем закричал: Она ничего не оставила.
Он был готов ее обругать. Он делал это часто. Мать как объект для вымещения. Был очень раздражительным и грубым по отношению к ней. Он забыл, что она мертва. Не мог этого постигнуть, и от одной только мысли, что он больше не сможет выплескивать свою нервозность на нее, его обуяло неудержимое желание ударить, которое он удовлетворил, сильно пнув диван.
Затаившийся Чок отступил еще дальше. Пятясь, забился еще глубже. Его было не видно. Даже подумал, что о нем забудут, о нем и на самом деле забыли.
Анна, более спокойная, нашла решение. Жами в панике, скажем, в спешке, приподнял страничку блокнота с записью матери. И, не отрывая ее, перевернул, затем загнул под блокнот. Вот он, сказала Анна, номер гостиницы, успокойся, позвони отцу.
19
Было 18:15. Когда сын позвонил, Симона в гостинице не было. Он забронировал номер, тот же, № 12, предполагая принять там Сюзанну, провести в ее компании ночь, но сам в нем не находился, когда Жами ему позвонил.