Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)
Шрифт:
— Тогда еще просьба, Саша: в тридцать второй кабинет занесите.
— Хорошо.
Зайченко и Пушных были ровесники и друзья. Жизнь, судьба их складывалась почти одинаково. Оба в милицию пришли в начале пятьдесят третьего, накануне знаменитой, печально-памятной амнистии. Оба буквально через три месяца службы были ранены, у обоих теперь на плечах полковничьи погоны и приближающаяся пенсия.
Пушных докладывал старшему по должности другу стоя. Его слушали Шатохин и Хромов.
Информация о Кортунове у начальника розыска собралась немалая.
Освободился
— Когда видели фотографа в последний раз? — спросил Зайченко.
— Как нам сообщили, в пятницу. А до этого долго не появлялся. Но на фабрике у него отпуск был. Фабрика старая, ежегодно на месяц закрывается на ремонт.
— Спортподготовка, знакомства?
— Пока неизвестно. Не давал повода справляться.
— Иконы?
— Тоже не был замечен.
— Так. — Зайченко сосредоточенно смотрел перед собой в одну точку на полированном столе. — Будем надеяться, Кортунов — кратчайший путь к автомату, про который нам с Виктором Петровичем чуть не каждый час…
Зайченко не стал продолжать при подчиненных, но в сказанном смысл угадывался яснее ясного: у полковников постоянно справляются, какие предпринимаются меры по розыску боевого скорострельного оружия.
— Лучшее — завязать знакомство с Кортуновым, — после короткого молчания продолжал Зайченко. — Но каким образом?
— Кортунов тщеславен, представляется при знакомстве не иначе как «фотохудожник». Не скрывает цели стать богатым. Можно сыграть на этом, — сказал Пушных.
— Можно, — согласился Зайченко. — Но как? Виктор Петрович, ты садись. А вы, майор, лейтенант, здесь не для кворума. Высказывайте свои соображения.
— То, что снимает на улице, делает его доступным для знакомства, — сказал Шатохин.
— В определенной мере — да. А если многоуважаемый индивидуал Игорь Иннокентьевич сфотографирует, запишет координаты, возьмет деньги — и прощайте? Снова приходить сниматься?
— Всего не предусмотришь, — сказал Шатохин. — На месте по ситуации лучше действовать.
— Это не разговор, — не согласился Зайченко.
— Вообще, нужно четко определиться: кем, в каком качестве прийти к Кортунову, — сказал Пушных. — Как я понимаю его, человек он деловой, и ему интересны люди деловые. Из этого нужно исходить…
Секретарша вошла, положила на стол перед Пушных пакет с фотографиями, поверх — слайды в коробочке.
Пушных в разговоре забыл о снимках, теперь, взглянув на часы, похвалил про себя Белецкого: «Молодец, Саша, уложился в тридцать минут».
Он вынул
— Нужно пометить, какие иконы, чьи, названия написать, — сказал Пушных.
— Сделаем. На рамочках слайдов указано… — Хромов, не выпуская из рук очередную переданную ему фотографию, живо взглянул на Пушных: — Кортунов сидел ведь за изготовление и сбыт порнографии?
— Да.
— Значит, если и не фотохудожник, то прилично снимает? За халтуру мало кто согласится платить.
Никто из присутствующих пока не понимал, к чему клонит Хромов, уточняя известное.
— Виктор Петрович говорит, Кортунову интересны деловые люди, — продолжал лейтенант. — Значит, нужно подойти к нему с делом. Как к фотомастеру.
В нескольких фразах Хромов объяснил, что он конкретно предлагает.
— Хорошо, лейтенант, — одобрил заместитель начальника крайуправления. — Подумать еще нужно, кое-что изменить, но в целом согласен. Как, товарищи?
У Пушных и Шатохина тоже не было возражений по существу.
— Добро, — полковник Зайченко поднялся. — Все свободны. В шестнадцать соберемся здесь еще раз. Один вариант вчерне обговорили, теперь — сибирский…
В Калинине было пасмурно, прохладно. Августовское солнце временами ненадолго озаряло старинный город и вновь зарывалось в темно-серые облака. На улицах малолюдно. Нечего было и мечтать, чтобы кому-то из фотографов-индивидуалов взбрело в голову поджидать по такой погоде желающих сняться на память около городских достопримечательностей.
Когда дождь ненадолго стихал, Шатохин покидал гостиничный номер. Отлучался недалеко. По уцелевшему уголку старой Твери брел мимо дома-музея писателя и местного вице-губернатора Салтыкова-Щедрина, заходил в антикварный магазин, потом в кафе «Аквариум» и возвращался в свою комнату.
Ненастье, а с ним и вынужденное ничегонеделанье длилось три дня, а на четвертый погода, наконец, установилась. С утра в жарких лучах подсыхал асфальт, ветерок обдувал влагу с листьев. Шатохин радовался хорошей погоде и в то же время немножко нервничал. Кортунов находился в городе. Регулярно в первой половине дня на два-три часа наведывался на фабрику, ночевать приходил в свой флигелек, но кто знает его планы. Вдруг да надумает в этот субботний погожий день съездить к сестре или к родителям. Не должен. Патент отрабатывать нужно, место свое оберегать от соперников.
Шатохин погдядывал на часы, на телефон.
Звонок раздался за полдень. Лейтенант-оперативник Изотов, один из двух сотрудников милиции, которые помогали Шатохину все эти дни, сообщил, что фотограф в роще, расположился там недавно, народу вокруг него пока не видно.
— Понял. — Шатохин положил трубку.
Черный кожаный «дипломат» с наборным цифровым замком лежал на тумбочке около кровати. Шатохин обулся, надел темно-серый в тон брюкам пиджак, вынул бумажник, еще раз просмотрел его. Взял «дипломат» и вышел из номера.