Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)
Шрифт:
— Учту, — буркнул Шатохин. Взглянул на часы, хотя отлично знал, рано. Если даже все складывается как хотелось бы, все равно пока рано.
В номере, не снимая пиджака, он сел в кресло, положил «дипломат» на пол, придвинул ближе к себе телефонный аппарат. Ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и с четверть часа сидел неподвижно с прикрытыми глазами. Потом, достав фотографии, принялся перебирать их. Прилично сделано. Только вот пользы от снимков, если…
Телефонный звонок нарушил тишину.
Звонил лейтенант Изотов. После прощания
Семнадцать часов. С минутами даже. Если и через полтора часа, самое большее через два, ему ничего не сообщат, то зряшной, пожалуй, была и встреча в Березовой роще, и пересъемка. Нужно будет на ходу изобретать что-то другое. Что? Не надо заранее настраиваться на плохое. Лучше сходить перекусить, с утра не ел. Он спустился вниз.
С дежурной по этажу, командно-хозяйский тон которой запомнился, вступать в разговор не хотелось и можно бы избежать, но сейчас поговорить нужно.
— Ужинать иду, ключи тоже обязательно сдавать? — спросил он, кивнув на дверь в ресторан.
— Из гостиницы совсем не уходите? — справилась дежурная.
— Не ухожу.
— Тогда при себе оставьте, — разрешила дежурная. Заметно: она была довольна постояльцем, внявшим ее поучениям.
Он пил пиво с кальмарами, официантка поставила перед ним второе, когда знакомая фигура фотографа-индивидуала появилась вдруг в дверях.
Обведя взглядом просторный, наполовину свободный зал, Кортунов прошел между столиками. Шатохин не сомневался: в поисках его фотограф заглянул в ресторан.
Он не стал делать вид, будто не замечает появления недавнего своего знакомого. Резал на кусочки запеченный в тесте шницель и посматривал на приближающегося Кортунова. Радоваться преждевременно, но события развиваются по разработанному заранее в кабинете у Зайченко плану.
Фотограф остановился перед Шатохиным, ногой пододвинул свободный стул, сел.
— Не помешаю? — спросил он.
У него в руке была сумка, не прежняя, а небольшая, из мягкой кожи. Кортунов положил ее на край столика.
— К вам… По делу, — сказал он.
Шатохин не спешил уделять внимание фотографу. Неторопливо съел кусочек шницеля, налил себе полстакана пива, отхлебнул глоток. Лишь после этого спросил приглушенным голосом и с раздражением:
— Кто-то кому-то задолжал?
— Нет, — поспешил с ответом Кортунов.
— Тогда еще какое дело? И нашел меня как?
— Вы перед тем как уйти, помните…
— Мм, — Шатохин покривил губы. Вынул ключ, подержал его на ладони и положил обратно в карман пиджака. — Понятно. Ну, и дальше?
— С предложением к вам.
— С предложением?
— Да. Хочу показать икону. — Кортунов дотронулся до сумки.
— А зачем?
Ответ явно обескуражил Кортунова. Такого оборота он не ожидал, не сразу нашелся, что сказать.
— Зря вы так… — выдавил, наконец, из себя.
Легкое беспокойство, как бы не перегнуть, не испортить удачно начавшуюся
— Как ты думаешь, зачем мне иконы? — спросил он.
— Ну, собираете их, — после заминки ответил Кортунов.
— Будем считать, угадал, собираю. Но не все подряд.
— Не видели моей, а говорите — «подряд». Эта, — Кортунов придавил ладонью сумку, — старше ваших.
— Вот как. Ты что же, хорошо разбираешься в них?
— Немного… У вас из всех пяти самой старой полтораста лет от силы.
— А твоей?
— Семнадцатый век. Начало.
Шатохин покосился на короткопалую, покоившуюся на сумке, руку собеседника.
— Хм. Ладно. Подожди немного, поговорим.
Через четверть часа они сидели в номере.
— Показывай, — сказал Шатохин фотографу, и тот, расстегнув «молнию», вынул из сумки, передал из рук в руки Шатохину икону.
Из скита Афанасия! «София — Премудрость Божия». Из тысячи одинаковых Шатохин узнал бы, выделил ее. Икона эта в числе других, наиболее ценных, была на слайдах уртамовского фельдшера, и Шатохин имел возможность изучить, запомнить ее. На афанасиевской — крылатая, с огненным лицом София имела характерную отметину: краска на кончике левого крыла была отбита, а в дереве на этом месте — глубокая ромбовидная вмятина. Рассказывали предание о ее происхождении. Много веков назад, когда староверы общиной продвигались на восток в дикий край, на них напал отряд сибирского князя. Мета на иконе — след наконечника смертоносной стрелы. Перед тем, как Шатохину вылететь в командировку в Калинин, фельдшера пригласили в крайцентр для консультации, и он обратил внимание майора, в частности, и на эту деталь…
Слабо верилось, что пригодятся подробности, тонкости, а вот ведь держит в руках именно «Софию» с отметиной.
Строго-настрого Шатохину было запрещено поддерживать, а тем более самому заводить разговор о достоинствах и содержании икон, при случае лишь молча рассматривать. Сейчас он мог позволить себе, ничем не рискуя, чуть-чуть нарушить инструкцию.
— София. Символический образ Божьей премудрости, — проговорил он, разглядывая шпонки на обороте. — Сколько за нее?
— Две.
— Полторы, — назвал Шатохин свою цену.
— Если бы вы согласились, — осторожно начал Кортунов, — если бы вы согласились, — повторил он, — можно в долларах. Двести семьдесят…
— А ты уверен, что умеешь ими пользоваться? Не попадешься? Да и не тянет эта за доллары. Другое нужно. Еще есть?
— Есть.
— Приноси, посмотрим. А за эту — советскими.
Знакомый раскрытый желтый бумажник, пока Шатохин отсчитывал пятнадцать сотен, помаячил перед глазами фотоиндивидуала и исчез.
Раздался телефонный звонок. Пожалуй, не ко времени. Шатохин хотел бы ответить: «Я не один, перезвони позднее», и это выглядело бы вполне естественно. Но откровенное любопытство: чей звонок? о чем будет разговор? — уловил Шатохин в глазах фотографа и переменил решение.