Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)
Шрифт:
— Знаток?
— Да уж наверно, если статьи о древнерусской живописи печатает.
— Так даже? — Шатохин обменялся взглядом с Валиулиным.
— Не в нашей газете. В более солидных изданиях.
— И чем кончилось?
— Ничем. Как говорится, что не запрещено — разрешено. Во-вторых, на тетушек оформлял свои домовладения. Предупредили, что, в случае повторения, возбудим дело.
— Лоскутов в Коломне живет?
— В Коломне работает. Рисование и черчение в школе преподает.
— Давно его домовладельческую деятельность
— В прошлом году. В октябре.
— А что с иконами?
— Продал.
— Не выясняли — кому?
— Зачем? Не все же иконы — сверхценность. Просто предупредили.
— Больше не встречались?
— Нет.
— Важно все-таки выяснить, кому Лоскутов продал иконы. Вообще основное внимание сосредоточить на нем. Где был, с кем, какие отношения с гравером.
Шатохин хотел перечислить все, что требуется проделать, но при участковом не стал.
Легко было сказать: основное внимание сосредоточить на Лоскутове. В городе его нет. Уехал еще в июне, после прощального школьного звонка. Так и не появляется. Ни на работе, ни с соседями планами не делился. С женой в полуразводе: несколько месяцев назад жена, забрав сына, уехала в Брянскую область к родителям. Может, и Лоскутов там сейчас, а может… Куда только ни отправится тридцатилетний, не обремененный заботами мужчина-отпускник.
Интерес к учителю рисования у Шатохина увеличился, когда полюбопытствовал, о чем конкретно пишет Лоскутов в своих статьях по искусству. Одни названия говорили за себя: «Стиль старообрядческих икон», «Сокровища таежных скитов». Вчитываться особенно недосуг, но и по беглому просмотру нетрудно понять: о скитах Лоскутов знает непонаслышке.
Хотелось успеть сделать как можно больше, завтра обязан возвратиться в древнюю Тверь, выезжать утром. Но в заботах день сгорал с быстротою тоненькой свечки на шандале.
Успели установить: что с гравером Зимаевым Лоскутов знаком (насколько близко, пока осталось под вопросом), и в Коломне в дни ограбления скитов гравера в Нетесовском районе не было. Накануне событий на болотах был свободен: в мастерской три человека, и сменяя друг друга, работают в месяц по десятидневке. Сейчас Зимаев заступил на свою очередную вахту, по полсуток не выходит из мастерской.
— Сходи к нему. Пусть какую-нибудь надпись черкнет на этой штуковине. Слова придумаешь по пути, — Шатохин протянул Валиулину купленный в сувенирном магазине портсигар.
Старший лейтенант понял что к чему. Ушел и вернулся через час.
— На добрую память Алексею Михайловичу в день рождения, — сказал, возвращая завернутый в газету портсигар.
— Спасибо, — буркнул Шатохин. — У меня в октябре этот день…
— С тебя причитается. Как будешь расплачиваться? — такими словами встретил фотомастера Шатохин.
Недоуменное выражение возникло на смуглом лице Кортунова.
— Проданы твои доски. Хорошо проданы. — Шатохин сделал шаг к гостю, вложил в руку незапечатанный конверт. — Половину получил, теперь вторая половина. Доволен?
Шатохин знал, что делает. По заключению специалистов обе взятые под залог иконы принадлежат к псковской школе и написаны во второй половине восемнадцатого века. Музейная комиссия определила бы цену каждой в пятьсот-семьсот рублей. А уж на черном рынке могут дать и в два, и в три, и в пять раз больше. В зависимости от того, кто и кому продает. Хочешь — не хочешь, нужно со всем этим считаться. Пока у Кортунова не пропало желание побыстрее перевести иконы в деньги.
И без слов видно: Кортунов доволен, еще как!
— Так что, Игорь, шампанским угощаешь? — подсказал Шатохин, какого именно расчета ждет.
— Да, да, конечно. — Кортунов вдруг засуетился, сунул конверт в один карман, вынул, переложил в другой.
…В ресторане заняли тот же столик, за которым разговаривали четыре дня назад.
Кортунов не скупился, к закускам заказал три бутылки вина. Шатохин затевать деловой разговор не торопился. Он знал, что ни в воскресенье, ни в понедельник, ни нынче, несмотря на погожие дни, в Березовой роще фотограф не появлялся. Провел вчера полдня на фабрике, потом в обществе двух девиц был на пляже. Кортунов откупорил бутылку и разлил по бокалам вино. Поднял свой бокал, предложил тост: «За вас».
Он был в настроении, ему все нравилось. Чем дольше сидели, тем уютнее чувствовал себя Кортунов.
Шатохин решил, что самое время возобновить прерванный им в воскресенье разговор.
— Так, Игорь, — начал он, — в прошлый раз не договорили. Не забыл, надеюсь, о чем?
— Нет, конечно, — быстро отозвался Кортунов.
— И сколько можешь предложить?
С ответом фотограф медлил.
— А если я скажу: двадцать? — вопросительно посмотрел на Шатохина.
— Хм. Однако же… Откопал ты где-то золотую жилу.
Шатохин делал вид, будто его удивило такое количество.
Грабителями взято семьдесят шесть икон. У Кортунова — почти треть. Значит, поделили поровну? Четвертого в доле не было?
— Солидно — двадцать, — продолжал Шатохин. — Хорошо бы и эти были не хуже последних трех.
— За это будьте спокойны, — Кортунов легким щелчком выбил из пачки сигарету, — лучше есть.
— Лучше?
— Даже намного.
— Тогда, может, смотаемся, посмотрим?
— Далеко ехать.
— Такси возьмем.
— Да не в городе они.
— Хорошо. До завтра, до второй половины дня отложим.
— Не получится. Через две недели, не раньше.
— Шутишь? Мне уезжать, а ты — через две недели.
— Все равно раньше не выйдет. Сейчас не добраться туда.
— А через две недели дорогу достроят, — съязвил Шатохин.
— Ягода созреет. На вездеходах ездят за ней.
— Слушай, Игорь, — Шатохин подался вперед, — а может, никуда и ехать не надо? Более выгодного покупателя ищешь?
— Нет никого, и не ищу. Был один деятель, да сплыл.