Библиотека географа
Шрифт:
— Моя работа — наводить справки о неприятностях такого рода. Кроме того, это может иметь очень даже большое значение, потому что…
— Ума не приложу почему. — Тону медленно поднялся с места, опираясь на трость. — Ну, кажется, я полностью удовлетворил ваше любопытство. Пора мне, старику, возвращаться в свою гостиницу и устраиваться на ночь.
Ханна подала ему шляпу и помогла надеть пальто.
— У вас есть в номере какая-нибудь еда? Где вы будете ужинать?
— Неподалеку от гостиницы, в которой я остановился, есть небольшая таверна. Съем там американский гамбургер и послушаю песни Элвиса Пресли по музыкальному ящику. Потом
— А я и не знал, что в «Одиноком волке» есть кухня, — с вызовом сказал я.
Надевая пальто и застегивая пуговицы, старик шумно дышал и хранил молчание.
— Это место, где мы виделись в первый раз, — сказал он, закончив одеваться, и пристально посмотрел на меня. — Да, я был в «Одиноком волке». Вы ведь об этом хотели меня спросить, хотя и не отважились? А пошел я туда, потому что Яанья писал мне об этом заведении и мне захотелось проникнуться духом американской провинции, где он жил. Вот я и оправился глотнуть бренди и понять, что к чему, и не могу взять в толк, какое отношение все это может иметь к некрологу, который вы пишете. Поэтому прошу вас, если вы действительно работаете над некрологом, закончить его как можно быстрей. Кроме того, я попросил бы вас оказать должное уважение памяти покойного и не отзываться о нем дурно.
Он поцеловал Ханну в обе щеки и, вежливо кивнув, пожелал ей доброй ночи. Меня же, открывая дверь, лишь окинул напоследок недобрым взглядом, после чего вышел из дома. Я внутренне подобрался, готовясь встретить шквал, который должна была обрушить на меня Ханна за нелюбезное обращение с ее гостем, чрезмерное любопытство и другие, пока еще неизвестные мне, прегрешения.
Вместо этого она, проводив гостя и закрыв за ним дверь, уткнулась лбом в филенку. Я решил было, что она плачет. Или же непроницаемая стена, которую она возвела внутри себя, по какой-то непонятной мне причине дала трещину и ей срочно потребовалась передышка, чтобы ее восстановить. Во всяком случае, когда она повернулась, на ее губах уже играла улыбка. Правда, слабая и неуверенная.
— Ох, Пол… Вот ужас-то!
— Что ты имеешь в виду?
— Даже не знаю, что и сказать… Ты читал «Гамлета», верно?
— Конечно, читал.
— Я играла Офелию, когда мы ставили «Гамлета» в колледже, и носилась с этой пьесой целый год. Ты хорошо ее помнишь?
— К сожалению, не очень. А что?
— Знаешь монолог короля? — Она взяла меня за руку, переплетая пальцы, но неожиданно отбросила мою руку. Я неуверенно кивнул. В этот момент Ханна выглядела ужасно: лицо посерело и постарело, глаза потускнели, а черты заострились, словно ее сжигала лихорадка. — Помнишь, какими словами он заканчивается?
— Нет.
Не может жизнь по нашей воле течь. Мы, может статься, лучшего хотим, но ход событий непредвосхитим.— Что-то такое вспоминается… Но в чем, собственно, дело, Ханна? Может, присядешь? Кстати, я принес вина и еды на тот случай, если ты проголодаешься… Что все-таки случилось?
— Как распознать, где граница между добрым намерением и поступком? И какова разница между ними? В чем она заключается? Что именно отличает их друг от друга?
Она сжала кулаки, стиснула зубы и вдруг уронила голову на руки. Но когда чуть позже подняла ее, казалось, что этого эмоционального выплеска не было вовсе —
— Разумеется, — согласился я. — Но ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
— Я прекрасно себя чувствую, просто проголодалась. К тому же разговор с Тону заставил меня наконец осознать, что Ян отошел в лучший мир и никогда сюда не вернется, и я очень скучаю по нему…
— Это все? Ханна, я начинаю за тебя беспокоиться. Сегодня утром я обнаружил на твоей…
Она наклонилась и поцеловала меня, потом провела рукой по щеке и за рубашкой вокруг шеи.
— Тебе не о чем беспокоиться, — сказала она, сжимая в ладонях мое лицо и глядя мне прямо в глаза. — Запомни раз и навсегда: тебе не надо беспокоиться за меня. Понятно? — Она положила руку мне на затылок и заставила согласно кивнуть. — Ну что, поедем? Я еще не видела твою квартиру, а кроме того, хочу есть. Я и не знала, что ты умеешь готовить…
— Боюсь, не очень хорошо. Правда, я купил полуфабрикаты, но, как сказал поэт, «ход событий непредвосхитим».
«КЛЕТКИ КАГАНА»
(ОГОНЬ)
Внутренний огонь — суть небесная любовь. Я обнаружил это, когда опалил себе руку в процессе манифестации огня внешнего, пытаясь прикурить трубку в тот момент, когда висел вверх ногами на балке под крышей.
— Название восходит к арабскому слову «ашк», что значит «любовь». Это город любви.
Гид ухмыльнулся и слегка повернулся к человеку, которого сопровождал. Тот больше посматривал на пол каменного балкона, нежели на открывавшийся перед ним вид. Внизу у его ног шевелился и выгибал хвост черный скорпион размером с гранату. Гид тоже его заметил, несколько раз ткнул своей тростью и ловко скинул с балкона.
— В школе играл в хоккей. На искусственном катке для офицеров.
Потом гид стал указывать тростью на достойные внимания объекты, время от времени поворачиваясь к своему подопечному, чтобы понять, доволен ли он, и улыбаясь ему угодливой неискренней улыбкой. Из рукава его халата торчала длинная нитка, которую он украдкой пытался оторвать. Нитка не поддавалась и после каждого рывка становилась все длиннее, а рукав халата — на долю миллиметра короче. На горизонте перед стоявшими на балконе людьми проступали очертания горы Копетдаг, похожей на кусок скомканной темно-красной фольги. Пыльный город, казалось, накрывало облако мутной взвеси, отчего он словно не попадал в фокус, а его очертания менялись с каждым порывом ветра. Пересекавшиеся улицы и переулки образовывали почти идеальную сетку — отличительная черта советской архитектуры, требовавшей от планировщиков симметрии и не допускавшей каких-либо проявлений художественности.
— Новый город. Совсем новый. Сорок лет назад землетрясение почти полностью разрушило прежний Ашхабад.
— Я читал. Но не помню, чтобы кто-либо говорил об этом.
— Действительно. В те годы мы не…
— Землетрясений в социалистических странах не бывает — так, что ли? — На умудренном жизнью лице гостя мелькнула многозначительная усмешка.
— Не в этом дело… Стальной орел вел нас к славному будущему, и мы строили самое передовое государство на Земле. Работали в гармонии с природой. Усовершенствовали ее. Разве могла природа обратиться против нас?.. Вы помните это время?