Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. Книга 2)
Шрифт:
Миша ответил на все вопросы.
Последним был вопрос о кандидатском стаже.
Миша знал, что год, но Генка… И он нерешительно сказал:
— Шесть месяцев…
— Неправильно, — сказал председатель, — год. Ладно, иди.
Из райкома ребята поехали к Свиридову, вызвавшему их на десять часов утра. Всю дорогу Миша и Слава ругали Генку. Слава тоже неправильно ответил.
— Теперь начинай все сначала, — говорил Миша, — всех примут, а нас нет. Позор на всю школу!
— Зато у него большие успехи
Генка молчал и только яростно дышал на замерзшее стекло трамвая. Однако молчание ему не помогало. Друзья продолжали его бранить и, самое обидное, говорили о нем в третьем лице, даже не обращались к нему.
— У нас все в порядке, — передразнил Миша Генку, — знай наших! Мы сами с усами, лаптем щи хлебаем.
— Шапками закидаем, — добавил Слава.
— Он все о кладе мечтает, — не унимался Миша, — все клад и клад… Какой кладовщик нашелся!
— Он в миллионеры метит, — добавил Слава, но более мягко. Ему стало жаль Генку.
Они доехали до большого здания на Петровке, где внизу их ожидал пропуск в комнату номер двести три, к товарищу Свиридову.
— Что же вы, друзья, опаздываете? — спросил Свиридов, когда они явились.
— В райкоме задержались, на приемной комиссии.
— Ого! — Свиридов поднял брови. — Поздравляю молодых комсомольцев.
Мальчики вздохнули.
— Что случилось? — спросил Свиридов.
— Провалились, — сказал Миша.
— Провалились? — удивился Свиридов. — На чем?
— На вопросе о кандидатском стаже.
— Это я виноват, — угрюмо произнес Генка.
— А на остальные вопросы как ответили?
— Как будто правильно.
— Что же вы горюете? — рассмеялся Свиридов. — Из-за одного неправильного ответа вам не откажут. Так что не огорчайтесь… А теперь, ребята, приступим к делу. Слушайте меня внимательно. Никитский упорно именует себя Сергеем Ивановичем Никольским. При этом он ссылается на ряд свидетелей, в том числе и на Филина. — Свиридов усмехнулся. — Хотя после пропажи ножен они все передрались: Филин сваливает на филателиста, филателист — на Филина. Между прочим, — он посмотрел на ребят, — свой склад они заблаговременно ликвидировали: видимо, их кто-то спугнул.
Мальчики молча уставились в пол.
— Да, — повторил Свиридов, — кто-то их спугнул. А сейчас будет очная ставка между каждым из вас и Никитским. Вы должны рассказать все, что знаете. На все вопросы отвечайте честно, так, как оно было на самом деле, ничего не выдумывая. Теперь идите в соседнюю комнату и ждите. Когда надо будет, вас вызовут. Да… — Свиридов вынул из ящика кортик и протянул его Мише: — Когда я спрошу, из-за чего Никитский убил Терентьева, ты, Поляков, предъявишь кортик.
Сначала вызвали Славу, за ним Генку и, наконец, Мишу.
Миша вошел. За столом, кроме Свиридова, сидел еще один пожилой человек, во флотской форме, с трубкой во рту. Генка и Слава чинно сидели у стены, держа на коленях шапки.
В середине комнаты, против Свиридова, сидел на стуле Никитский. Одетый в защитный френч, синие галифе и сапоги, он сидел в небрежной позе, положив ногу на ногу. Его черные волосы были аккуратно зачесаны назад.
Блестящие солнечные блики двигались по комнате.
Когда Миша вошел, Никитский бросил на него быстрый колючий взгляд. Но здесь был не Ревск и не будка обходчика. Миша смотрел прямо на Никитского. Он смотрел на Никитского и видел Полевого, избитого и окровавленного, разобранные рельсы и зеленое поле, по которому бегали кони, потерявшие всадников.
— Вы знаете этого человека? — спросил Свиридов и указал на Никитского.
— Знаю.
— Кто он такой?
— Никитский Валерий Сигизмундович, — твердо ответил Миша, продолжая смотреть на Никитского.
Никитский сидел не шевелясь.
— Расскажите подробно, откуда вы его знаете, — сказал Свиридов.
Миша рассказал о налете на Ревск, о нападении на эшелон, о складе Филина.
— Что вы скажете, гражданин Никитский? — спросил Свиридов.
— Я уже говорил, — спокойно ответил Никитский, — у вас есть более авторитетные показания, нежели измышления этого ребенка.
— Вы продолжаете утверждать, что вы Сергей Иванович Никольский?
— Да.
— И вы проживали в доме Марии Гавриловны Терентьевой как бывший подчиненный ее сына, Владимира Владимировича Терентьева?
— Да. Она может это подтвердить.
— Вы продолжаете утверждать, что Владимир Владимирович Терентьев погиб при взрыве линкора?
— Да. Это всем известно. Я пытался его спасти, но безуспешно. Меня самого подобрал катер.
— Значит, вы пытались его спасти?
— Да.
— Хорошо… Теперь вы, Поляков, скажите… — Свиридов помедлил и, не отрывая пристального взгляда от Никитского, спросил: — Не знаете ли вы, кто застрелил Терентьева?
— Он! — решительно ответил Миша и показал на Никитского.
Никитский сидел по-прежнему не шевелясь.
— Мне Полевой рассказывал, он сам видел.
— Что вы на это скажете? — обратился Свиридов к Никитскому.
Никитский криво усмехнулся:
— Это такая нелепость… И после этого живу в доме его матери! Если вы склонны верить таким бредням…
— Поляков! Какие у вас есть доказательства?
Миша протянул кортик. Никитский не отрываясь смотрел на него.
Свиридов вынул из ножен клинок, выдернул рукоятку и вытянул пластинку. Потом снова собрал кортик. Никитский неотступно следил за его руками.