Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. Книга 2)
Шрифт:
— Большое спасибо, — сказал Миша, надевая шапку, — большое спасибо!
— Пожалуйста, молодой человек, пожалуйста, — проговорила бабушка, не отрывая глав от карт. — Заходите к нам.
Сжимая в кармане пакет с письмами, Миша выскочил на улицу к дожидавшимся его ребятам.
Часть шестая
ДОМИК В ПУШКИНЕ
Все письма были в одинаковых конвертах.
Аккуратным почерком на них был выведен адрес:
«Его
Содержание писем тоже было одинаково: поздравления с днем ангела, с Новым годом и тому подобное. Только одна открытка, датированная 12 декабря 1915 года, была несколько пространнее.
«Уважаемый Петр Николаевич, — сообщал в ней Терентьев, — пишу с вокзала. До поезда тридцать минут, и я, к сожалению, лишен возможности лично засвидетельствовать Вам свое почтение. Задержался в Пушкине, а к месту назначения должен явиться не позднее 15-го сего месяца. Какова бы ни была моя судьба, остаюсь искренне преданный Вам
В. Терентьев».
— Дело в шляпе, — сказал Генка, — нужно ехать в Питер.
— В открытке упоминается еще Пушкино, — заметил Миша.
— Чего тут думать, когда у нас есть точный адрес, — возразил Генка. — Нужно ехать.
— Письма написаны восемь лет назад, — сказал Слава. — Может быть, там никто из Терентьевых не живет.
— Запросим сначала адресный стол, — решил Миша.
Мальчики тут же сочинили письмо и вложили его в конверт.
Они сидели у Славы, Алла Сергеевна была в театре, Константин Алексеевич еще не пришел с работы.
— Да, — мечтательно произнес Генка, поглядывая на зеленый конверт, — теперь уж клад от нас не уйдет. Я все точно узнал. В те времена все боялись Бирона и прятали от него сокровища.
— Что ты еще узнал? — насмешливо спросил Миша.
— Еще я узнал, — невозмутимо продолжал Генка, — тому, кто найдет клад, принадлежит двадцать пять процентов. Так что нужно свою долю сразу забрать, а то будешь за ней целый год ходить.
Мальчики засмеялись, Слава сказал:
— Ни в какой клад я не верю. Но допустим, там действительно сокровища. Нам достанется какая-то их часть. Что мы будем с ней делать?
— Ты первый скажи, тогда и я скажу, — ответил Генка.
— Я бы отдал на детский дом.
— Нет уж, пожалуйста, — замотал головой Генка, — детдомов у нас хватает. Если по-серьезному говорить, так нужно, чтобы на эти деньги построили большой стадион с катком, футбольным полем и теннисной площадкой. Вход бесплатный. А детские дома, санатории — это все фантазии… Ты еще придумай музыкальную школу построить.
— Думаешь, стадион нужней, чем музыкальные школы? — обиделся Слава.
— Сравнил! Музыкальные школы! Эх, ты… Вообще, Славка, если ты хочешь, чтобы тебя приняли в комсомол, тебе надо серьезно подумать о своем будущем.
— Почему?
— Ведь ты собираешься стать музыкантом?
— Что же из этого?
— Как — что? Ведь задача комсомольцев — строить коммунизм.
— Но при чем тут музыка?
— Как — при чем? Все будут строить, а ты будешь на рояле тренькать. Этот номер не пройдет.
— Ты много построишь! Тоже строитель нашелся!
— Конечно. — Генка развеселился. — Кончу семилетку, поступлю в фабзавуч. Буду металлистом, настоящим рабочим. Меня в комсомол и без кандидатского стажа примут. Мы с Мишей это давно решили. Правда, Мишка?
Миша медлил с ответом.
На последнем сборе отряда Коля читал речь Ленина на III съезде комсомола. И одно место в этой речи поразило Мишу: «…Поколение, которому сейчас пятнадцать лет… увидит коммунистическое общество и само будет строить это общество. И оно должно знать, что вся задача его жизни есть строительство этого общества».
Эти слова относились прямо к нему, к Генке, к Славе. Задача всей их жизни — строить коммунизм. То же самое говорил ему Полевой. «Будешь для народа жить — на большом корабле поплывешь». Это и значит строить коммунизм — жить для народа. А как же Слава? Разве он для себя будет сочинять музыку? Разве песня не нужна народу? А «Интернационал»?..
— Не беспокойся, Слава, — сказал Миша, — я думаю, тебя примут в комсомол.
Послышался шум открываемой двери. Кто-то раздевался в коридоре, снимал галоши, сморкался.
— Папа пришел, — сказал Слава.
Продолжая сморкаться в большой носовой платок, Константин Алексеевич вошел в комнату. Его щеки были пунцовыми от мороза. Плохо повязанный галстук обнажал большую медную запонку на смятом воротничке. Маленькие, заплывшие глазки смотрели насмешливо и добродушно.
— Ага, пионеры! — приветствовал он мальчиков. — Здравствуйте.
Вслед за Константином Алексеевичем вошла домработница Даша и стала накрывать на стол.
Константин Алексеевич вымыл руки, повесил полотенце на спинку стула и сел за стол. Слава унес полотенце в спальню и вернулся.
— О чем беседовали? — Константин Алексеевич заметил лежащий на столе конверт, взял в руки, начал рассматривать. — «Петроград, адресный стол…» Кого это вы разыскиваете?
— Так, одного человека. — Слава забрал у отца письмо и спрятал в карман.
— Ну-ну, дела секретные! — засмеялся Константин Алексеевич, отщипывая и жуя хлеб. — Так о чем разговор?
— Мы говорили о разных специальностях. Кто кем будет, — ответил Слава.
— Гм! Ну и кто куда?
Константин Алексеевич посыпал суп перцем, хлебнул.
— Генка говорит, что комсомолец не может быть музыкантом.
— Я этого не говорил, — запротестовал Генка.
— Как — не говорил?!
— Что я сказал? Я сказал, что кроме музыки, надо иметь еще какую-нибудь специальность.