Бродский И. А., Есенин С. А., Маяковский В. В., Пастернак Б. Л., Хлебников В. В.Павлова С. Р., Преснаков А. С., Шантырь Е. Е.
Иосиф Александрович Бродский
Одиночество
Когда теряет равновесиетвоё сознание усталое,когда ступеньки этой лестницыуходят из-под ног,как палуба,когда плюёт на человечествотвоё ночное одиночество, —ты можешьразмышлять о вечностии сомневаться в непорочностиидей, гипотез, восприятияпроизведения искусства,и – кстати – самого зачатияМадонной сына Иисуса.Но лучше поклоняться данностис глубокими её могилами,которые потом,за давностью,покажутся такими милыми.Да.Лучше поклоняться данностис короткими её дорогами,которые потомдо странностипокажутся тебеширокими,покажутся большими,пыльными,усеянными компромиссами,покажутся большими крыльями,покажутся большими птицами.Да. Лучше поклоняться данностис
убогими её мерилами,которые потом до крайности,послужат для тебя перилами(хотя и не особо чистыми),удерживающими в равновесиитвои хромающие истинына этой выщербленной лестнице.
«И вечный бой…»
И вечный бой.Покой нам только снится.И пусть ничтоне потревожит сны.Седая ночь,и дремлющие птицыкачаются от синей тишины.И вечный бой.Атаки на рассвете.И пули,разучившиеся петь,кричали нам,что есть ещё Бессмертье……А мы хотели просто уцелеть.Простите нас.Мы до конца кипели,и мир воспринимали,как бруствер.Сердца рвались,метались и храпели,как лошади,попав под артобстрел.…Скажите… там…чтоб больше не будили.Пускай ничтоне потревожит сны.…Что из того,что мы не победили,что из того,что не вернулись мы?..
Письма к стене
Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.За твоею спиной умолкает в кустах беготня.Мне пора уходить. Ты останешься после меня.До свиданья, стена. Я пошёл. Пусть приснятся кусты.Вдоль уснувших больниц. Освещённый луной. Как и ты.Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.Не сердись на меня. Нужно что —то иметь позади.Сохрани мою тень. Эту надпись не нужно стирать.Всё равно я сюда никогда не приду умирать,всё равно ты меня никогда не попросишь: вернись.Если кто —то прижмётся к тебе, дорогая стена, улыбнись.Человек – это шар, а душа – это нить, говоришь.В самом деле глядит на тебя неизвестный малыш.Отпустить – говоришь – вознестись над зелёной листвой.Ты глядишь на меня, как я падаю вниз головой.Разнобой и тоска, темнота и слеза на глазах,изобилье минут вдалеке на больничных часах.Проплывает буксир. Пустота у него за кормой.Золотая луна высоко над кирпичной тюрьмой.Посвящаю свободе одиночество возле стены.Завещаю стене стук шагов посреди тишины.Обращаюсь к стене, в темноте напряжённо дыша:завещаю тебе навсегда обуздать малыша.Не хочу умирать. Мне не выдержать смерти уму.Не пугай малыша. Я боюсь погружаться во тьму.Не хочу уходить, не хочу умирать, я дурак,не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак.Только жить, только жить, подпирая твой холод плечом.Ни себе, ни другим, ни любви, никому, ни при чём.Только жить, только жить и на всё наплевать, забывать.Не хочу умирать. Не могу я себя убивать.Так окрикни меня. Мастерица кричать и ругать.Так окрикни меня. Так легко малыша напугать.Так окрикни меня. Не то сам я сейчас закричу:Эй, малыш! – и тотчас по пространствам пустым полечу.Ты права: нужно что —то иметь за спиной.Хорошо, что теперь остаются во мраке за мнойне безгласный агент с голубиным плащом на плече,не душа и не плоть – только тень на твоём кирпиче.Изолятор тоски – или просто движенье вперёд.Надзиратель любви – или просто мой русский народ.Хорошо, что нашлась та, что может и вас породнить.Хорошо, что всегда всё равно вам, кого вам казнить.За тобою тюрьма. А за мною – лишь тень на тебе.Хорошо, что ползёт ярко-жёлтый рассвет по трубе.Хорошо, что кончается ночь. Приближается день.Сохрани мою тень.
На столетие Анны Ахматовой
Страницу и огонь, зерно и жернова,секиры острие и усечённый волос —Бог сохраняет всё; особенно – словапрощенья и любви, как собственный свой голос.В них бьётся рваный пульс, в них слышен костный хруст,и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,затем что жизнь – одна, они из смертных устзвучат отчетливей, чем из надмирной ваты.Великая душа, поклон через моряза то, что их нашла, – тебе и части тленной,что спит в родной земле, тебе благодаряобретшей речи дар в глухонемой вселенной.
Гость
Глава 1
Друзья мои, ко мне на этот раз.Вот улица с осенними дворцами,но не асфальт, покрытая торцами,друзья мои, вот улица для вас.Здесь бедные любовники, легки,под вечер в парикмахерских толпятся,и сигареты белые дымятся,и белые дрожат воротники.Вот книжный магазин, но небогатлюбовью, путешествием, стихами,и на балконах звякают стаканы,и занавеси тихо шелестят.Я обращаюсь в слух, я обращаюсь в слух,вот возгласы и платьев шум нарядный,как эти звуки родины приятныи коротко желание услуг.Всё жизнь не та, всё, кажется, на сердцележит иной, несовременный груз,и всё волнует маленькую грудьв малиновой рубашке фарисейства.Зачем же так. Стихи мои – добрей.Скорей от этой ругани подстрочной.Вот фонари, под вывеской молочнойкоричневые крылышки дверей.Вот улица, вот улица, не редкость —одним концом в коричневую мглу,и рядом детство плачет на углу,а мимо всё проносится троллейбус.Когда-нибудь, со временем, пойму,что тоньше, поучительнее даже,что проще и значительней пейзажане скажет время сердцу моему.Но до сих пор обильностью враговменя портрет всё более заботит.И вот теперь по улице проходитшагами быстрыми любовь.Не мне спешить, не мне бежать воследи на дорогу сталкивать другого,и жить не так. Но возглас ранних летопять летит. – Простите, ради Бога.Постойте же. Вдали Литейный мост.Вы сами видите – он крыльями разводит.Постойте же. Ко мне приходит гость,из будущего времени приходит.
Глава 2
Теперь покурим белых сигарет,друзья мои, и пиджаки наденем,и комнату на семь частей поделим,и каждому достанется портрет.Да, каждому портрет. Друзья, уместно льзаметить вам, вы знаете, друзья,приятеля теперь имею я…Вот комната моя. Из переездоввсегда сюда. Родители, семья,а дым отечественный запах не меняет.…Приятель чем-то вас напоминает…Друзья мои, вот комната моя.Здесь родина. Здесь – будто без прикрас,здесь – прошлым днём и нынешним театром,но завтрашний мой день не здесь. О, завтра,друзья мои, вот комната для вас.Вот комната любви, диван, балкон,и вот мой стол – вот комната искусства.А по торцам грузовики трясутсявдоль вывесок и розовых погонпехотного училища. Приятельидёт ко мне по улице моей.Вот комната, не знавшая детей,вот комната родительских кроватей.А что о ней сказать? Не чувствую её,не чувствую, могу лишь перечислить.Вы знаете… Ах нет… Здесь очень чисто,всё это мать, старания её.Вы знаете, ко мне… Ах, не о том,о комнате с приятелем, с которым…А вот отец, когда он был майором,фотографом он сделался потом.Друзья мои, вот улица и дверьв мой красный дом, вот шорох листьев мелкихна площади, где дерево и церковьдля тех, кто верит Господу теперь.Друзья мои, вы знаете, дела,друзья мои, вы ставите стаканы,друзья мои, вы знаете – пора,друзья мои с недолгими стихами.Друзья мои, вы знаете, как странно…Друзья мои, ваш путь обратно прост.Друзья мои, вот гасятся рекламы.Вы знаете, ко мне приходит гость.
Глава 3
По улице, по улице, свистя,заглядывая в маленькие окна,и уличные голуби летяти клювами колотятся о стёкла.Как шёпоты, как шелесты грехов,как занавес, как штора, одинаков,как посвист ножниц, музыка шагов,и улица, как белая бумага.То Гаммельн или снова Петербург,чтоб адресом опять не ошибитьсяи за углом почувствовать испуг,но за углом висит самоубийца.Ко мне приходит гость, ко мне приходит гость.Гость лестницы единственной на свете,гость совершённых дел и маленьких знакомств,гость юности и злобного бессмертья.Гость белой нищеты и белых сигарет,Гость юмора и шуток непоместных.Гость неотложных горестных карет,вечерних и полуночных арестов.Гость озера обид – сих маленьких морей.Единый гость и цели и движенья.Гость памяти моей, поэзии моей,великий Гость побед и униженья.Будь гостем, Гость. Я созову друзей(пускай они возвеселятся тоже), —весёлых победительных гостейи на Тебя до ужаса похожих.Вот вам приятель – Гость. Вот вам приятель – ложь.Всё та же пара рук. Всё та же пара глаз.Не завсегдатай – Гость, но так на вас похож,и только имя у него – Отказ.Смотрите на него. Разводятся мосты,ракеты, киноленты, переломы…Любите же его. Он – менее, чем стих,но – более, чем проповеди злобы.Любите же его. Чем станет человек,когда его столетие возвысит,когда его возьмёт двадцатый век —век маленькой стрельбы и страшных мыслей?Любите же его. Он напрягает мозги новым взглядом комнату обводит……Прощай, мой гость. К тебе приходит Гость.Приходит Гость. Гость Времени приходит.
«Воротишься на родину. Ну что ж…»
Воротишься на родину. Ну что ж.Гляди вокруг, кому ещё ты нужен,кому теперь в друзья ты попадёшь?Воротишься, купи себе на ужинкакого-нибудь сладкого вина,смотри в окно и думай понемногу:во всём твоя одна, твоя вина,и хорошо. Спасибо. Слава Богу.Как хорошо, что некого винить,как хорошо, что ты никем не связан,как хорошо, что до смерти любитьтебя никто на свете не обязан.Как хорошо, что никогда во тьмуничья рука тебя не провожала,как хорошо на свете одномуидти пешком с шумящего вокзала.Как хорошо, на родину спеша,поймать себя в словах неоткровенныхи вдруг понять, как медленно душазаботится о новых переменах.
Сергей Александрович Есенин
«Спит ковыль. Равнина дорогая…»
Спит ковыль. Равнина дорогая,И свинцовой свежести полынь.Никакая родина другаяНе вольёт мне в грудь мою теплынь.Знать, у всех у нас такая участь,И, пожалуй, всякого спроси —Радуясь, свирепствуя и мучась,Хорошо живётся на Руси?Свет луны, таинственный и длинный,Плачут вербы, шепчут тополя.Но никто под окрик журавлиныйНе разлюбит отчие поля.И теперь, когда вот новым светомИ моей коснулась жизнь судьбы,Всё равно остался я поэтомЗолотой бревенчатой избы.По ночам, прижавшись к изголовью,Вижу я, как сильного врага,Как чужая юность брызжет новьюНа мои поляны и луга.Но и всё же, новью той теснимый,Я могу прочувственно пропеть:Дайте мне на родине любимой,Всё любя, спокойно умереть!
На Кавказе
Издревле русский наш ПарнасТянуло к незнакомым странам,И больше всех лишь ты, Кавказ,Звенел загадочным туманом.Здесь Пушкин в чувственном огнеСлагал душой своей опальной:«Не пой, красавица, при мнеТы песен Грузии печальной».И Лермонтов, тоску леча,Нам рассказал про Азамата,Как он за лошадь КазбичаДавал сестру заместо злата.За грусть и жёлчь в своём лицеКипенья жёлтых рек достоин,Он, как поэт и офицер,Был пулей друга успокоен.И Грибоедов здесь зарыт,Как наша дань персидской хмари,В подножии большой горыОн спит под плач зурны и тари.А ныне я в твою безглядьПришёл, не ведая причины:Родной ли прах здесь обрыдатьИль подсмотреть свой час кончины!Мне всё равно! Я полон думО них, ушедших и великих.Их исцелял гортанный шумТвоих долин и речек диких.Они бежали от враговИ от друзей сюда бежали,Чтоб только слышать звон шаговДа видеть с гор глухие дали.И я от тех же зол и бедБежал, навек простясь с богемой,Зане созрел во мне поэтС большой эпическою темой.Мне мил стихов российский жар.Есть Маяковский, есть и кроме,Но он, их главный штабс-маляр,Поёт о пробках в Моссельпроме.И Клюев, ладожский дьячок,Его стихи как телогрейка,Но я их вслух вчера прочёл —И в клетке сдохла канарейка.Других уж нечего считать,Они под хладным солнцем зреют.Бумаги даже замаратьИ то, как надо, не умеют.Прости, Кавказ, что я о нихТебе промолвил ненароком,Ты научи мой русских стихКизиловым струиться соком.Чтоб, воротясь опять в Москву,Я мог прекраснейшей поэмойЗабыть ненужную тоскуИ не дружить вовек с богемой.И чтоб одно в моей странеЯ мог твердить в свой час прощальный:«Не пой, красавица, при мнеТы песен Грузии печальной».
