Библия-Миллениум. Книга 1
Шрифт:
Я думал, она с ним порвала.
Через какое-то время я нашел ее без сознания. Я испугался, хотел вызвать «скорую», но потом увидел, что она сжимает в руке какую-то бумажку. Это была записка, что в ее смерти она просит никого не винить. У меня все замерло, оборвалось внутри, потом молнией пронеслась мысль, что надо торопиться. Я потащил ее в ванную, раздел, принялся обливать холодной водой, вливал ей воду в горло, пытаясь вызвать рвоту. Наконец она очнулась. Тогда я подумал, что это, наверное, самый страшный день в моей жизни.
Потом мы долго сидели на кухне. Она все мне рассказала. Она продолжала встречаться с этим… С этим подонком. И, наконец, это
Господи, но я же не виноват, что она не встретила настоящего мужчину. Я всегда считал, что лучше вообще ничего, чем все равно что! Она говорила мне, что нормальные мужчины на нее не смотрят. Что она некрасивая, толстая. Какая чушь! Посмотрите, какие глаза, какая улыбка — она была красавицей, это редкая, доступная только подлинному ценителю красота. Это то, что воспевали великие художники! Это не ширпотреб. Но она только еще больше злилась от моих слов. Я приносил ей что-то вкусное — она кричала, что мне плевать на ее фигуру, что я хочу только раскармливать ее, чтобы она, когда я стану совсем старым, выносила за мной горшки. Представляете? А когда я говорил, чтобы она меньше ела, она снова злилась и кричала, что я мог бы хотя бы не напоминать.
Честно, я уже не знал, что мне делать. Временами я ужасно на нее злился, как она не понимает, что все то, что я делаю, — это для ее блага?!
Однажды она пришла с мужчиной и заявила мне, что он будет с ней жить. А если я против, то они уйдут: будут снимать комнату. Денег у нее особенно не было, а у него тем более. Вы бы видели! Грязный, оборванный ханыга! Вечно пьяный. Работает грузчиком. У меня потемнело в глазах! Я думал, что убью его прямо на пороге. И тогда я решился. Я сказал, что не потерплю, чтобы моя дочь жила с таким хамом. Она устроила скандал, собрала вещи, и они ушли. Но я решил быть стойким — она не привыкла к плохим условиям, она вернется. Прошла неделя, месяц — я был в ужасной тревоге, у меня гастрит начался! В конце концов я пошел ее искать. Узнал у нее на работе телефон, потом выяснил адрес. Боже! Что я там увидел. Моя девочка, моя радость, моя кровиночка! Вся в синяках, драет пол в грязной коммуналке, руки красные, сама бледная, волосы растрепанные. Я обнял ее, сказал, что заберу, тут вышел этот! Пьяный! Вонючий, в одних трусах! Разорался. И я не выдержал, ударил его.
Моя дочка кричала, встала между нами, а он… он ударил ее по лицу и сказал, что ему такого не нужно, что она ничего не умеет, даже готовить. Это правда, мне было ее жаль — она так уставала сначала в школе, потом в институте. Отличница была всегда, такая смышленая, у нее весь класс списывал. И я всегда все сам делал или готовое покупал. Даже в голову не приходило упрекать ее за то, что она не умеет готовить. А этот… Он выкинул ее вещи. Не хватало золотого кольца и сережек, которые я ей подарил.
Она плакала всю дорогу. Я сказал, что предупреждал, что хотел ей добра, но она вдруг набросилась на меня и кричала, что это я виноват!
Но это же не я
Потом я заметил, что она как-то осунулась. Ее уволили с работы. Знаете, беда никогда не приходит одна, я пытался ей что-то подыскать. Но все, как узнавали, что тридцать пять и не замужем, и никогда не была, детей нет, сразу отказывали. Откуда эти дурацкие предрассудки! За границей вон миллионы женщин живут одни, и никто их этим не попрекает! А она ведь специалист хороший… Хотя кому они сейчас нужны…
В общем, все один к одному. Потом и со здоровьем у нее проблемы начались. По женской части. Сказали, что надо ребенка родить. А от кого родить-то? Как будто есть нормальный отец для ребенка! Она совсем сдала. Я не знал, что мне делать! И как-то набрался смелости и… И предложил ей свое семя. Вы не подумайте, ничего такого! Я же не извращенец какой. Через пробирку, если уж искусственно, так хоть чтобы знать, от кого… А у нее истерика, сердечный приступ… И она в больнице оказалась.
Потом выписалась, на работу уже по здоровью никак…
Потом я стал замечать, что она выпивает. Причем крепко.
Повез ее в санаторий, вроде бы она перестала. Я ей все время говорил, что если ей на себя плевать, то подумала бы обо мне! Она ведь единственное, что у меня есть. А она издевалась, хлопала меня по щеке и говорила: «Вот удавлюсь, и некому будет за тобой дерьмо выносить, папик!» Вот мерзавка! — Иеффай дернул шеей и прижал подбородок к ней, словно боясь что-то выпустить из своего горла. Продолжал несколько сдавленным голосом. — Но я все надеялся… Все ждал, что вот-вот все наладится, что она побесится и привыкнет. У нас же вообще мужчин меньше, чем женщин, значит, многие так, как она, живут. Живут же… А она вот не захотела…
И Иеффай заплакал. Он плакал от обиды на дочь, за то, что та не захотела жить. Ему было жаль себя, жаль потраченных усилий, жаль бессонных ночей, жаль работы до седьмого пота — всего, что он делал для нее. А она так поступила. А кстати, как же эта неблагодарная мерзавка поступила?
Ночью, выпив полбутылки водки, она вышла во двор дома, облила себя из канистры бензином и подожгла. Никто ничего не успел сделать. Отец спал, соседи тоже. Огненный шар заметил какой-то бомж, который и вызвал «скорую». Соседи сказали мне потом, что, когда забирали обугленный труп, Иеффай сначала молчал, потом плюнул на него и ушел спать. На следующий день он крушил все в ее комнате, рыдая о своей девочке.
РЕВЕККА
Со смертью матери для Исаака пласты времени перестали двигаться строго друг за другом и перемешались. Одновременно с похоронными речами в доме слышался смех Сарры, Исаак видел себя маленьким, и тут же труп матери, лежащий на огромном кухонном столе, и ее же живой, сидящей в огромном зеленом кресле возле окна. Он не стремился избавиться от своего помешательства, напротив — сосредоточивался на нем, открывая новые и новые грани его возможностей. События последних лет пришли все разом, не соблюдая никаких временных и логических рамок, перемешались и бродили по дому, как кому и где вздумается, сталкиваясь, находясь по нескольку в одной комнате одновременно.