Библия сегодня
Шрифт:
С рассвета супружеская чета поджидала Илия, священника. С ними был их маленький сын. Когда старик наконец открыл двери храма в Силоме, мужчина и женщина, встав, склонили перед ним головы. Женщина, которая выглядела очень возбужденной, показалась старику священнику смутно знакомой. Супруги были прекрасно одеты и приготовили более чем щедрый дар — трех упитанных бычков. [6]
Оставленные во дворе животные вскоре принялись мычать — их ноздрей достиг запах жертвенной крови.
6
Переводчики английской Библии под редакцией короля Якова решили, что один трехлетний бычок будет лучше трех неопределенного возраста.
Мужчина
Ее взволнованный голос и быстрая, несколько бессвязная речь расшевелили память Илия. Он вспомнил бесплодную женщину из Рамафаим-Цофима по имени Анна, которая постоянно молилась перед ним года за три до этого, ту самую женщину, которая дала обет, что сына ее взрастят в доме Господнем. И вот, оказывается, она пришла исполнить свой обет.
Священник спросил у ребенка, как его зовут. «Самуил, — ответила женщина пронзительным напряженным голосом. — Его зовут Самуил, ибо от Господа я испросила его». Илий в ту минуту никак не мог знать, что видит своего преемника. Ему остался невидим дар пророчества в чистых невинных глазках будущего Самуила-провидца, которому предстояло снискать почтение и преклонение. Илий видел перед собой перепуганного малыша, которого родители собирались бросить.
Библия полна бесплодных женщин, которые беременеют и рожают, благодаря эффектному и милосердному вмешательству Бога. Это было избитое литературное клише. Все помнят, как ангелы известили Авраама, что его жена, Сарра, скоро забеременеет — в возрасте девяноста лет! А кто способен забыть бедняжку Рахиль, молящую Бога отверзнуть утробу ее? Есть еще история жены Маноя, которой явился ангел Господень и сказал: «Вот, ты неплодна и не раждаешь; но зачнешь, и родишь сына»; так и произошло, и мальчику дали имя Самсон. Даже Ревекка, матриарх, забеременела только после того, как «молился Исаак Господу о жене своей». Пророк Елисей сказал богатой женщине из Сонама, что «через год, в это самое время, ты будешь держать на руках сына». Короче говоря, несчастная бездетная женщина — это постоянный библейский персонаж. Тем не менее случай с Анной, матерью Самуила, отличается особым драматизмом и напряженностью.
Читатель помнит, что у Елканы, отца Самуила, было две жены — Феннана и Анна. «У Феннаны были дети, у Анны же не было детей». Та же ситуация, что и в доме Иакова: муж любит сильнее свою неплодную жену. Но Анна, стыдясь своего бесплодия и униженная постоянными шпильками Феннаны по этому поводу, впала в меланхолию. Елкана попытался утешить жену: «Анна! что ты плачешь, и почему не ешь, и отчего скорбит сердце твое? — А потом нежно и глуповато добавил: — Не лучше ли я для тебя десяти сыновей?»
Анна нашла некоторое облегчение от своих бед, молясь в доме Господа в Силоме. Хотя прямо об этом не говорится, но, видимо, была в ней истовость, которая привлекла внимание священника. Она проводила в Силоме часы и часы. «И была она в скорби души, и молилась Господу, и горько плакала». Шли годы, а ее молитвы оставались без ответа. Наконец в своей приниженной горести она принесла неслыханный обет: «Господи Саваоф! если Ты призришь на скорбь рабы Твоей, и вспомнишь обо мне, и не забудешь рабы Твоей, и дашь рабе Твоей дитя мужеского пола, то я отдам его Господу на все дни жизни его, и бритва не коснется головы его».
Нет никакого сомнения, что это горе подтачивало ее душевное здоровье. Обет был просто наиболее острым симптомом нарастающей неуравновешенности. Что может быть абсурднее, чем обещание женщины, жаждущей сына, тут же отдать его на сторону, едва он родится?
Клятва Анны была двоякой: и принесением жертвы, и зароком воздержания. Во-первых, она от своего имени обещала отдать своего сына Богу, а во-вторых, она давала зарок от имени своего нерожденного сына — он будет назореем, религиозным фанатиком, и, как было в обычае у них, ни одна бритва никогда не коснется его головы. Вот и с Самсоном еще до его рождения было решено, что его волосы останутся нетронутыми, но не потому, что его мать принесла такой обет, а потому, что явившийся ей ангел безоговорочно потребовал, чтобы его растили назореем.
Тут есть интересная юридическая проблема: как может одно лицо давать обет от имени другого лица, а уж тем более еще не рожденного? Насколько мне известно, никто из мудрецов и комментаторов не высказал никакого мнения по этому вопросу, за исключением Радака, который был озадачен не меньше: «Я не понимаю, каким образом данный ею обет может обязать ее сына стать назореем, тем более что он еще не родился… И еще менее мне понятно, почему наши мудрецы не выразили мнения по этому поводу, во всяком случае я не нашел ничего ни в Мидраше, ни в Талмуде».
Какой бы ни была юридическая подоплека, Бог услышал мольбы Анны, и она забеременела и произвела на свет сына. Текст ничего не сообщает нам о радости, наполнившей дом, и о заботливых ласках, какими Анна и Елкана окружали малютку Самми. Точно так же нам предоставляется самим вообразить лицо Феннаны, когда она услышала счастливую новость.
Этот пробел в тексте скрывает нечто очевидное — радость родителей была омрачена темной тучей — страшным обетом, который Анна принесла в Силоме. Она назвала своего сыночка Самуилом, потому что выпросила его у Господа. Быть может, она поступила так, чтобы всякий раз, когда она произносила это имя, вспоминать утром, днем и вечером, что ее единственное дитя скоро отнимут у нее. Как, наверное, тяжело было кормить младенца Самуила, зная, что его придется отдать, едва он будет отнят от груди. Как было тяжело укладывать его каждый вечер в колыбель, зная, что безвозвратно миновал еще один день, проведенный с ним. Как тяжело было петь ему нежные колыбельные, баюкать его в своих объятиях, зная, что страшный день наступит совсем скоро. Тем не менее Анна намеревалась исполнить свой обет, отвести сына в дом Господа. И по мере того как времени у нее остается все меньше и меньше, все более и более непостижимым становится совершенно сбивающий с толку вопрос: куда девался Елкана? Читателю следует учесть, что, пожелай того Елкана, обет Анны аннулировался бы без всякого труда. В его власти было воспрепятствовать передаче Самуила священникам. Библейский закон обеспечивал ему юридический способ взять назад бесчеловечную клятву Анны.
В главе 30 Книги Чисел написано: «Если женщина даст обет Господу… и услышит муж ее, и, услышавши, промолчит: то обеты ее состоятся… Если же муж ее, услышавши, запретит ей, и отвергнет обет ее, который на ней, и слово уст ее, которым она связала себя, то они не состоятся, и Господь простит ей». Закон прост, непреложен и предоставляет Елкане легкий выход из положения; он мог бы принять меры, чтобы ребенок остался дома. Но, читая между строками, мы замечаем, что Елкана был человеком тихим, не склонным вмешиваться, Анна же, совершенно очевидно, твердо решила выполнить свой обет. Это вовсе не значит, что у нее было легко на душе. Напротив, она была в отчаянии. Об этом свидетельствует тот факт, что она не сопровождала своего мужа в Силом, когда он отправлялся туда приносить семейную жертву. Все недолгое время, которое Самуил провел в родительском доме, Анна оставалась с ним, словно хотела вообще забыть про существование дома Господа. Когда Елкана собирался в очередное паломничество в Силом, которое совершал трижды в год, Анна сказала ему, что не пойдет. «Когда младенец отнят будет от груди и подрастет, тогда я отведу его, и он явится пред Господом, и останется там навсегда». Эти слова отражают всю боль и горе Анны. Она даже не могла заставить себя посещать святилище, где ее сыну будет суждено проводить свои дни. На краткий срок Самуил принадлежал ей и только ей, и она не хотела разлучаться с ним ни на миг. Дом Господа дал ей сына, но он же был и вратами ада, которые отнимут у нее сына «навсегда». Елкана не заметил мук, каких стоило Анне это слово. Он видел только ее пылающие глаза и желанные губы. Елкана не был наделен ни чуткостью, ни силой характера. А потому он просто отмахнулся: «Делай, что тебе угодно». Так он задушил всякую надежду на отмену страшного приговора, который висел над всеми тремя: отцом, матерью и беспомощным младенцем.