Бич сновидений
Шрифт:
— Нужно действовать быстро. Они убьют его, — Феликс, двигаясь все также слишком стремительно и четко для человека, подошел к столу, сбросил все схемы кроме одной.
— Перестань метаться. — сказал Тайгер.
— Он делал для тебя двадцать лет то же, что и для меня все годы перед этим.
Оракул отметил эту фразу как весьма неоднозначную и определенно непонятную.
А Феликс уже смотрел на Герарда.
— Ты должен найти его во времени.
— Я работаю только с Волной. Я никогда такого не делал.
— Вот и сделаешь, — резко заявил танатос. — Если темный оракул на это способен, то и ты можешь. Так что напрягись.
К выматывающей тревоге за Мэтта примешалось раздражение на дэймоса, которому все было так легко и просто. Хотя если подключить объективность: чтобы получить возможность убить Прокруста, Феликс умер сам. Так что обвинять его в завышенных требованиях и ожиданиях по меньшей мере некорректно.
— Мне нужен эмоционально заряженный предмет, с которым Мэтт контактировал, — оракул сел на диван рядом с Тайгером и тут же к нему на колени прыгнул раздраженно фыркающий взъерошенный Аякс.
— Мы тут все эмоционально заряженные предметы, контактировавшие с ним, — криво улыбнулся танатос.
Герард закрыл глаза.
Теперь он, вместо Адриана, вел троих охотников.
Волна пришла сразу, словно давно ждала его, не выходившего в сон — и обрушилась, рассыпая перед прорицателем сотни образов. Пустая клетка, зеленый обрывок ткани, привязанный к прутьям. Камни, взлетающие в небо, подобно стае птиц… Воронка водяного смерча… Тайгер только что живой, каменеет, превращаясь в статую. Одну из полуразбитых статуй на руинах Палантира. Ветер переносит песок с одного бархана на другой — безымянная могила в пустыне. Мужчина на краю бассейна, вымощенного сине-золотой мозаикой, с перерезанным горлом, в руке осколок окровавленного стекла… и многое-многое другое, без сомнения важное, но сейчас не имеющее смысла. Герард искал одного, конкретного, человека.
Предельно сосредоточенный, он не чувствовал, что рядом с ним есть еще три сновидящих.
Оракул вспоминал Мэтта, которого долгие годы считал другом.
Перед ним предстал яркий, четкий образ. Первая треть перековки…
Мэтт сидит на стуле в пустой комнате. Пальцы сжаты в кулаки так, что побелели суставы, голова опущена, светлые волосы скрывают лицо. Дыхание его частое и прерывистое…
Герард должен, рядом с ним, погрузиться в волну и, через настоящее, увидеть его вероятное будущее.…Аромат клоносского, текущий из реальности, усилился. Сладкий и густой, в первый миг он показался лишним в этой волне, но тут же слился с ней, растворился в ароматах соли и йода.
…И волна времени раскололась…
Герард «нашел» Мэтта.
…Его тело сновидения висело в пустоте… в сером пространстве сна, превращенном в его оковы. Рядом возвышалась черная тень…
Но пока оракул не мог приблизиться…
Совсем недавно я хотел увидеть этот храм изнутри. Теперь у меня есть возможность полюбоваться им в полной мере. Ряды огромных, тяжелых колонн подпирают свод. Черный пол и на нем рисунок тысяч и тысяч звезд. А может это и не рисунок, а настоящее ночное небо. Космос. И я вишу над ним в вакууме.
Если поднять голову, что получается сделать все реже, я вижу впереди, за широко распахнутыми дверьми, реку и лес. Кусочек из реальности, который так дорог мне. Серые облака в серой воде, отражение зубчатой стены елей, обрамленных длинной волной прибрежного тростника. Я смотрел на эту далекую картину, запоминая, пока могу…
Потом ее заслонило странное видение. Девушка, девочка. Бледная, белая как снег, худая до истощения. Мутная гуттаперчевая фантазия. Она танцует, изгибается, словно в ней нет костей. Гнется, извивается… Это Спиро. Я узнаю ее. Она вызывает отвращение и притягивает одновременно. Я испытываю мучительное ощущение: сотрясаюсь от острой, болезненной дрожи…
Затем Спиро исчезает, и я начинаю чувствовать свое тело сновидения. Оно ранено. По груди, животу течет кровь. Прокруст рядом. Его лицо больше не скрыто маской, но я не могу разглядеть деталей. Только мутное, размытое пятно. Боль усиливается. Я слышу голос Тайгера…
— Ты никогда не останешься один, потому что твой бог всегда с тобой… внутри тебя. И это не аллегория, не символический образ, не постулат верования. Это физическая величина. Твои настройки организма, твой генетический код, твой мозг а с ним все возможности твоего сознания и тела: это и есть твой, личный, бог.
Перековка. Тайгер переделывал, перекраивал мою личность, отсекал все лишнее, словно я был не живым человеком, а обломком камня. Перепрограммировал моего дэймоса.
— … И он будет с тобой до конца. Вот только вопреки представлениям, он умрет — вместе с тобой. Но до последней секунды будет пытаться спасти тебя: защитить, оправдать и дать силы.
Я не один. Я никогда не был и не буду один…
Глубокий, низкий голос Тайгера смолк, и я увидел перед собой новый морок. На меня смотрел Стикс.
…Наши камеры были напротив. От его бешеного, злобного взгляда было не скрыться. Тот преследовал меня каждую секунду. Пленный танатос сидел на корточках за магнитным полем своей решетки и следил за мной словно гиена, дожидающаяся, когда я засну, чтобы начать вгрызаться в мое тело. Сожрать живьем.
Это был тот самый случай тяжелой зависимости от смертей. Когда дэймос не может не убивать постоянно, не важно кого и за что: когда он становится хуже бога Танатоса, чьим именем назван его дар. Потому что брат Гипноса приходит к избранным, тем, чей жизненный путь пришел к концу, а создатель кошмаров разит любого, каждого, получая свою «дозу».
Он меня ненавидел. За то, что я пришел сам, за то что согласился на перековку, за то что во мне осталось еще так много человеческого.
Я не должен был допускать контакт. Никакого взаимодействия. Не смотреть на него, даже мельком, даже искоса, не встречаться с ним взглядом, полное игнорирование…
Но это произошло.
Сон и явь сплелись. Я умел драться, и в пространстве сновидений и в реальности. Меня не отягощало чувство вины, да и перековка еще не оставила глубокую трещину в моей сущности дэймоса. Первый удар я отбил, и второй… и третий, но это было все равно что драться с Минотавром. Озверевшей, неуязвимой машиной убийства. Он хотел убить меня и это почти у него получилось.