Бич времен
Шрифт:
Михаил быстро измерил температуру пятна.
– Триста девять градусов!
– Регистраторы РФВ сюда, – приказал Ивашура. – Пару штук. Для граничных передач останутся еще два, этого достаточно. Что еще мы забыли?
– Вроде бы все сделали.
– Образцы, – подсказал Рузаев, устанавливая у стены под пятном регистраторы физических величин.
– Правильно, собираем образцы и мотаем отсюда. У меня предчувствие дурацкое…
Не мешкая, взяли образцы почвы в разных местах. Рузаев с большим трудом отколупнул пробоотборником крошку металлизированной трещины, попытался взять соскоб темно-серого пятна, но инструмент соскальзывал, а стоять долго у пятна было невозможно – начинали тлеть воротник полушубка и рукавицы.
– Назад! – приказал Ивашура, засняв всю панораму на пленку. – Бегом! Попрошу только не ломать ноги и головы.
– Ну, меня подгонять не надо, – пробормотал Гаспарян. – Я и так побью все рекорды по бегу.
Они спустились с вала вывернутого пласта болотной почвы и припустили к лесу и белой снежной полосе в двух километрах.
Пробежав «зону ужасов», остановились отдышаться, запаренные, хватая чистый и холодный зимний воздух открытыми ртами, глядя на отодвинувшуюся гору Башни.
– Ничего, – сказал Гаспарян. – И никого. Зря пугал.
– Не зря, – возразил Рузаев, доставая бинокль. – Посмотри-ка левей Башни, за кустиками.
Ивашура вскинул к глазам свой бинокль и увидел знакомый силуэт – черный всадник на гигантском животном, напоминающем кентавра, но без головы.
– Кажется, начинается флаттер, – добавил Рузаев, от глаз которого ничего не ускользало.
Ивашура перевел взгляд и увидел, как поверхность стены Башни зарябила, по ней побежали волны, сначала редко и слабо, затем все чаще и сильнее. Потом и невооруженным глазом стала заметна вибрация стены: словно мертвое озеро, сотрясаемое крупной зыбью, поднялось вертикально. Донесся низкий стонущий гул, задрожала земля. Черный всадник исчез.
Они стояли с полчаса, смотрели на непонятное, противоречащее здравому смыслу явление и молчали. Ивашура закончил киносъемку Башни и опустил бинокль.
– Пошли, Миша, дай отбой границе, чтобы не беспокоились. Кстати, мои часы остановились. Сколько на твоих электронных?
Рузаев поднес руку к глазам и хмыкнул:
– Невероятно, но факт! Не видно цифр!
– Сдохли батарейки, – прокомментировал Гаспарян и лизнул с ладони снег.
– Да ведь я только полтора месяца назад их поменял!
Ивашура спохватился и махнул рукой вперед.
– Дома разберемся.
Они побрели по снегу назад, к лесу, где располагался координационный центр экспедиции, или, как говорили все, штаб.
Глава 2
Ивашура не любил частых и длинных совещаний, на которых выступающие долго и нудно переливали из пустого в порожнее, поэтому старался как можно реже их созывать, зная, что время выявления истины путем мозгового штурма еще не пришло, до объяснения феномена Башни было не близко… Но Старостин попросил собрать пятиминутку, чтобы, как он выразился, ученые обменялись мнениями, высказали свои гипотезы и отношение к происходящему.
– Я многое увидел и узнал, – сказал он в качестве пролога к совещанию, – но не понял почти ничего. Поэтому прошу всех изъясняться предельно просто, чтобы я потом мог повторить ваши доводы правительству. Думаю, главной в ближайшие дни станет проблема – как остановить рост Башни, потому что через десять-двенадцать расширений – пульсаций, как вы называете, – Башня вторгнется на окраины райцентра Жуковка с населением в сорок тысяч человек! Кроме того, будут сметены с лица земли несколько поселков и деревень, леспромхоз и много мелких объектов и предприятий. Вы задумывались над этим?
– Задумывались, – сказал Богаев. – И уже обращались к властям района и области с докладом о сложившейся ситуации. Пока что самое реальное на сегодняшний день – эвакуация населения близлежащих деревень, в том числе и райцентра.
– Легче сказать, чем сделать, – подал голос представитель Жуковского райисполкома. – Район и так уже потерпел миллионные убытки.
– А вы можете предложить иной выход?
– Конечно, могу. Разбомбить эту Башню ко всем чертям! Дешево и сердито! И нам спокойней, и людям не придется покидать обжитые места, и ученым останется что изучать.
Поднялся шум. Комната штаба с трудом вместила всех начальников институтских групп и лабораторий, большинство присутствующих располагались стоя, сидели всего девять-двенадцать человек.
– Тише, господа! – Председательствующий, сухопарый Гришин, постучал по столу карандашом. – Прошу высказываться по очереди.
– К чему лукавить? – наклонился к уху Ивашуры Одинцов, кивая на представителя исполкома. – В его предложении не только желание жить спокойно, но и доля истины. Уничтожение Башни – самый простой и дешевый способ избавления всех нас, да и десятков тысяч других людей от тревог и забот. К сожалению, этот способ не гарантирует успеха.
– И другое, – добавил Ивашура. – Тут вступают в силу принципы морали и этики, обойти или нарушить которые мы не вправе. Но я согласен с вами: вопрос уничтожения или разрушения Башни еще встанет перед нами в полный рост, если она не остановит расширения.
– Предлагаю не обсуждать сегодня организационные вопросы, – сказал Богаев, – что делать руководству района, что нам и как остановить рост Башни. Об этом пусть думают соответствующие органы. Наше дело – изучение феномена, взаимодействие отрядов и их снабжение необходимым оборудованием и техникой. Дискутировать некогда, пусть начальники отрядов доложат свои мнения о тех объектах, которые они исследуют.
Он сел. Все смотрели на Старостина, но тот молчал. Ивашура дал кому-то знак, встал бородатый, круглолицый, похожий на артиста Бориса Хмельницкого, начальник группы физиков-ядерщиков из ОИЯИ.
– Наша группа изучает все электрофизические феномены, в частности мертвые выбросы, – начал он густым протодьяконским басом. – Внешне это выглядит довольно безобидно: черная струя, похожая на струю дыма длиной от двухсот метров до одного километра. Но все предметы, попадающие в эту струю, сохраняя форму, «вырождаются» в полиметаллические болванки! Цепочка ядерных превращений происходит почти мгновенно и абсолютно бесшумно, без видимых вторичных эффектов! Значение этого открытия трудно переоценить. Ведь перед нами технология будущего, причем очень далекого будущего: синтез любых тяжелых элементов из любых простых – водорода, кислорода, углерода, кремния!