Билет на ладью Харона
Шрифт:
Аналогичную той, которую они надеялись увидеть и которая исчезла из района форта Бофор.
Крутнувшись машиной по территории, убедившись, что людей, а соответственно, и прямой опасности здесь тоже нет, Тарханов остановился и выключил мотор посередине жилого городка.
– Ну что? Устать мы не успели, предлагаю осмотреться по-быстрому, подобрать более подходящую для новых условий технику, загрузиться, потом до утра отдыхать, – предложил Тарханов. – Дозор выставлять будем?
– Не вижу смысла, – ответил Розенцвейг. – Ворота на всякий случай запрем, конечно, но это скорее по привычке. Кого нам тут остерегаться?
– А хотя бы гостей с еще более боковой дорожки. А? Может, тут настоящий слоеный пирог из времен и пространств. – Улыбка Майи была по-прежнему беззаботно-очаровательной, но глаза не смеялись.
– Д-да, а ведь и это тоже мысль… – Розенцвейг наморщил лоб.
– Караул не выставляем, – принял командирское решение Тарханов. – Но оружие иметь при себе, по сторонам посматривать, слушать и реагировать. Размещаемся здесь. – Он указал на двухэтажный четырехквартирный коттедж, выстроенный в английском стиле, из красного кирпича и с отдельными наружными лестницами к каждой двери.
– На устройство – полчаса. Час – на обед.
– Вы – здесь, – согласился Розенцвейг. – Тогда я – там. – Напротив находился абсолютно аналогичный, выкрашенный горчичного цвета краской коттедж. – В случае чего будем поддерживать друг друга огнем.
В подтверждение своих слов и намерений он легким шагом, которым, казалось, можно было ходить и по минным полям, настолько после него не оставалось следов на влажной кирпичной крошке центральной линейки, направился к воротам.
Из помещения стандартного КПП он, не бросив чужого автомата из прежней реальности, вышел с автоматической винтовкой «вальтер», которая при откинутых сошках и замене прямого магазина барабаном с лентой на сто патронов превращалась в легкий ручной пулемет. Через плечо у него свешивался кожаный ремень с восемью патронными подсумками.
Пока Розенцвейг ходил вооружаться, что, в общем-то, выглядело довольно странно, исходя из обстановки, Ляхов осматривался.
Удивительная вещь.
Лишенный насекомых и птиц, которые обычно почти не замечались, а чаще – просто досаждали своим беспокоящим присутствием, мир воспринимался жутко.
Впрочем, возможно, только для него. Других отсутствие мух, комаров и москитов только радовало.
Зато он убедился, с какой страшной силой начал проявлять себя растительный мир!
Неужели ему так мешали существа ходящие и летающие?
Кустарники, травы, стремительно дичающие цветы почти демонстративно пытались занять все, куда им раньше хода не было.
Уже почти заросли высокой травой дорожки, которые совсем недавно пропалывали и продергивали солдаты, ветки шиповника лезли в окна. Чувствовалось, пройдет еще совсем немного времени – и все тут покроется бурьяном и плющом, словно руины седой древности.
Как легко природа завладевает тем, что человек выпустил из рук, тихо, но неотвратимо старается вернуть все отнятое им в первоначальный вид. И как только человек уходит (неважно, куда), она это делает, причем с необычайной легкостью, мягкостью и быстротой.
А ведь сейчас всего январь, пусть и субтропический, а во что все окружающее превратится в июле?
Вадиму хотелось бы посмотреть на это здесь, но он догадывался, что и в Подмосковье тоже увидит неслабую картинку торжества растительного царства над животным.
Он встряхнул
А единственный способ сохранить здравомыслие – не отвлекаться на мысли, инспирированные неизвестно где и кем.
Ладно, Львович вооружился. Тарханову и Ляхову пока хватало и прежнего оружия.
Автоматы казались достаточно удобными, чтобы носить их за спиной. Кроме того, обоим одновременно, не сговариваясь, захотелось доставить их домой. Как память о пережитом, как образец чужой технологии, в конце концов – как доказательство того, что нынешний день – не бред.
Розенцвейг вернулся, и тут же к нему обратилась все более входящая в роль главной здесь женщины, Майя.
– Чего ж вы не с нами решили остановиться? Места всем хватит. Посидим, пообедаем, за жизнь поболтаем.
– Нет, спасибо, – прижал он руку к сердцу. – Пообедаем, конечно, вместе и поужинаем, а отдыхать я буду в тишине, по-стариковски. Многовато для меня впечатлений…
– Придуряется наш Львович, – сказала Ляхову Майя, входя в облюбованную половину дома. В ней помещалась совершенно стандартная квартира для обер-офицера [36] . – Это ему-то впечатлений многовато? По-стариковски? Да на нем пушки из грязи таскать можно! Он вас обоих здоровее. А в кого сейчас играть собрался, я и не знаю. Вообще, как с тобой познакомилась, черт-те какая схема жизни происходит.
Майя, похоже, собралась сказать нечто или неприятное Вадиму, или даже для себя неожиданное, однако сдержалась.
36
Обер-офицер – в русской армии офицер чином от прапорщика до штабс-капитана. Капитан, подполковник, полковник относились к разряду штаб-офицеров.
– Ну, ты с Сергеем пойди посмотри, что там и как, а я себя немного в порядок приведу. Тут, я вижу, ванна есть… Третий день не мылась…
И тут же начала раздеваться, по обычной своей привычке разбрасывая пропыленную и пропотевшую одежду по всей комнате, пока Вадим включал газовую колонку и наполнял ей ванну.
В чужом шкафу она отыскала свежие простыни, наволочки, застелила широкую постель.
– Удивится, наверное, хозяйка, когда увидит, как я здесь покомандовала, – подошла к Ляхову, стала за спиной, прислонилась грудью к его спине. – А все равно хорошо. Мне с тобой везде хорошо, лучше даже, чем в Москве. Ты меня любишь? – и потерлась нежной гладкой щекой о его, обветренную и уже колючую.
– Куда ж деваться, – деликатно ушел он от прямого ответа. – Готово, погружайся.
Майя, изящно передернув бедрами, разоблачилась окончательно и опустилась в умеренно горячую, сдобренную ароматической солью воду.
– А я тебя просто так люблю и округлыми фразами не отделываюсь. Через полгода, если до дому доберемся, ты тоже как-то определишься, а не выйдет – тем более… Дай мне рюмочку коньяку или виски, я там в баре видела, и сигаретку. Расслабляться так расслабляться. Устала я зверски. Нет, после вчерашней прогулки уже отошла, еще и сегодня весь день могла бы по горам ходить. Вообще устала, за предыдущую жизнь. Так что это – прямо подарок судьбы…