Билет на погост
Шрифт:
Мотли стоял, прислонившись к двери, и, поигрывая пальцами, с явным удовольствием разглядывал меня.
— Шумновато, — отметил он. — Не так-то уж ты хорош в нападении, а? Додумался — мусорные контейнеры таскать да по пожарным лестницам лазить — в твоем-то возрасте! Я так беспокоился за тебя, Скаддер! Боялся, ты свалишься и шею сломаешь.
Я осмотрелся в надежде увидеть револьвер. Он лежал на противоположном конце комнаты, наполовину под креслом. Я поднял глаза на Мотли, и по его лицу скользнула ухмылка.
— Потерял
Я по-прежнему не чувствовал руки в том месте, где пришелся удар дубинкой, — боль наверняка будет длиться еще несколько дней. И это еще вопрос, сумею ли я прожить так долго.
— Ты, конечно, можешь попробовать добраться до него, — заметил он, — но, думаю, шансы не так уж велики: я ближе, и я быстрее, ты даже коснуться его не успеешь. Если уж на то пошло, шансов выскользнуть за дверь у тебя все-таки побольше.
Он кивнул на дверь, и я послушно посмотрел туда.
— Она не заперта, — сказал он. — Была на цепочке, но я снял ее, услышав, какой грохот ты поднял внизу; я подумал: если ты увидишь цепочку, то догадаешься, что в квартире кто-то есть. Хотя и не думаю, что ты обратил бы внимание на это — да?
— Не знаю, — ответил я.
— Куртку я на дверь повесил специально для тебя — надеюсь, догадался. Иначе ты квартирой бы ошибся. Ты такой шут гороховый, Скаддер, что мне самому приходилось изо всех сил облегчать тебе задачу.
— Нуда.
Я проанализировал свои ощущения, но страха не обнаружил; против всяких ожиданий я был абсолютно спокоен. Мотли я не боялся. Я уже вообще ничего и никого не боялся.
Быстро повернувшись к двери, я сделал вид, что вот-вот последую его совету и брошусь туда. Это, конечно, было бы глупостью — Мотли наверняка закрыл ее на замок: но даже если дверь не заперта, этот мерзавец все равно доберется до нее одновременно со мной.
Да я и не мог бежать — не для того я пришел сюда.
— Давай, — еще раз сказал он. — Посмотрим, успеешь ли.
— Раз уж мы оба здесь, Мотли, — возразил я, — ты у меня в руках.
Он громко расхохотался, затем ткнул в мою сторону дубинкой и расхохотался вновь.
— Сейчас я испытаю ее на твоей заднице, — сказал он. — Посмотрим, так ли она понравится тебе, как Элейн.
При этом он буквально впился в меня глазами, наблюдая за моей реакцией, но я оставался совершенно невозмутим.
— Она мертва, — добавил он. — Тяжелая у нее была смерть, у бедняжки; да ты и сам, впрочем, знаешь.
— Ошибаешься, — возразил я.
— Нет, моя работа чистая, Скаддер. Могу рассказать тебе подробно, что я делал с ней, — если, конечно, хочешь.
— На этот раз ты ушел слишком рано; охранник сразу же поднялся наверх и вызвал «скорую помощь». Сейчас Элейн в Нью-йоркском госпитале, и жизнь ее вне опасности. Она уже дала показания, а охранник подтвердил их.
— Лжешь!
Я отрицательно покачал головой.
— Но это меня как раз мало заботит, — продолжил я. — Вспомни, что Ницше говорил: «Это закалит тебя...»
— И это правда!
— "...если не убьет", разумеется.
— Я начинаю уставать от тебя, Скаддер. Ты больше нравишься мне, когда прощения просишь.
— Замечательно, — сказал я. — Что-то не припомню, когда это я у тебя прощения просил.
— Скоро придется!
— Сомневаюсь. Тебе пришел конец, Мотли. Ты раньше был очень осторожен, но в конце концов вляпался. Пора понять, что тебя ожидает. Ты проиграл.
— Я тебе рот заклею, — сказал он, — чтобы никто твоих воплей не услышал.
— Тебе конец, — повторил я. — Элейн осталась жива, и теперь тебя ничто не спасет. Ты истязал ее два часа и даже не потрудился проверить, жива ли она, перед тем как уйти. Ты можешь лишь угрожать, но это бесполезно, если человек, которому ты угрожаешь, тебя не боится. Ты проиграл.
Я отвернулся, демонстрируя презрение, и, молниеносно схватив бронзовую китайскую пепельницу, отлитую в виде жертвенника, метнул ее во взбешенного моими словами Мотли. Жертвенник размером был в полгрейпфрута и упал со стола, на котором стоял, во время моего падения.
Он не повторил свою прежнюю ошибку и даже не попытался поймать брошенный мною предмет. Отклонившись, он кинулся вперед, чтобы остановить меня. Сделав обманное движение, направленное прямо в голову Мотли, я нырнул вниз и нанес ему удар в середину корпуса — кулак ударился будто о стальной лист: его живот состоял из железных мускулов, невозможно было найти ни единого слабого места. Он нанес ответный удар, который вскользь пришелся по моей голове, не причинив, впрочем, никакого вреда. Я еще раз пригнулся, пропуская следующий удар, прижал подбородок к груди, впечатал кулак чуть пониже пупка и тут же, согнув колено, врезал ему в промежность.
Мотли быстро повернулся боком, заблокировав мой удар, схватил мою руку и сжал ее пальцами, будто клещами. Сила его была поистине чудовищной, однако из-за недостатка времени он не имел возможности искать болевые точки; так что хотя боль и была адской, я вполне мог терпеть ее, не снижая натиска и не теряя сознания.
Я вновь ударил его в живот; Мотли инстинктивно напрягся, и я всем корпусом отшвырнул его к стене. Он обрушил на меня град ударов, стараясь целиться в плечи и череп, однако в боксе как противник он не представлял из себя ничего особенного. Я еще раз сделал вид, что пытаюсь нанести ему удар в пах, а когда Мотли повернулся, защищаясь, впечатал ногу в подъем его ступни. Судя по реакции, это причинило ему сильную боль, и я ударил еще раз, сильнее, надеясь сокрушить хотя бы пару мелких костей голеностопного сустава.