Билет в кино 2
Шрифт:
– Сержант госбезопасности Доронин. Извините, что помешал. Я уже ухожу.
Те и рта не успели открыть, как я выбежал на улицу, дом частный, изба, похоже Беларусь, мазанки белые, пусть и кирпичные особняки тоже были. Я вот из мазанки вышел. Скрывшись в саду, тут густые яблони, но я в малинник залез, быстро стянул форму, дрожа от холода, поздняя осень. Успел, пока соседи перекрикивались, это хозяева мазанки, коим я помешал посмотреть фильм, шум подняли. Ничего, подобрал одежду, свой размер, ну и выйдя на улицу, направился к выезду, сельцо небольшое, везде разруха видна, там достал машину, и покатил прочь. Я уже определился со временем, и где нахожусь. Гомельская область, час назад по местному времени, и уже много лет для меня лично, я ушёл из избы заброшенной деревушки в подмосковном
Да я тут подумал, мне в принципе без разницы куда идти, всё равно нужно погибнуть, тело Доронина не устраивало, и дальше по фильмам ходить, пока в поттериану не попаду, мне тело мага с Даром нужно. Вот так медлить не стал, снова натянул форму сержанта госбезопасности с наградами, вещмешок за спину, автомат проверил, рожки, пистолет, и шагнул в экран телевизора. К слову, я гордился заработанными орденами и медалью, перед гибелью снять желаю, с собой возьму. Память. С этими парнями я воевал, как родные, помогу, тут и в следующий фильм уйду. Как погибнуть, ещё решу. Да это война, пуля дура, думаю будет шанс, ничего выдумывать не надо. Как пойдёт, так и пойдёт. А выбрал я момент, когда паникующих советских бойцов по лесу гонял мотоциклист-одиночка. К этому моменту те многое осознали, так что спасение думаю примут с радостью. Я вышел, убрав квадрат экрана, вроде бойцы это не засекли, и сразу встал за ближайшее дерево, где вскинув автомат, короткая очередь и мотоциклист, поймав грудью три пули, завалился на бок. Выйдя из-за дерева, я направился к мотоциклисту, мотор лёгкого-одиночки ещё тарахтел, а заднее колесо вращалось. Бойцы сначала несмело, потом уверенно побежали к нам. Я как раз выключил скорость и заглушил мотор, проверив немца. Наповал.
Когда я снял фуражку, вытирая лоб, жарко, многие стали останавливаться, шокировано таращась на меня, потом стали переводить взгляды на своего сержанта, что был не менее других крайне удивлён. Тут я рявкнул, когда Урин потянулся к немецкому автомату:
– Куда? Мародёрством решил заняться? Ну сержант у тебя и бойцы, никакой дисциплины и знания военных законов. Кстати, а чего это ты на меня похож? Если бы не форма, решил бы что в зеркало смотрюсь. Только не бритый.
– О, и голоса один в один, - прошептал Кузьмин.
– Сержант госбезопасности Доронин, Минское управление НКВД, оперативный отдел, - козырнул я.
– Кто такие?
– Сержант Доронин, - растерянно пробормотал местный Доронин.
– А как ваше имя?
– Константин. Меня младенцем как к порогу дома-малютки подкинули, так в записке и написали. Отчество получил от завсклада, Геннадьевич. Похоже близнецы мы, тоже к порогу детдома подкинули?
– Нет, в семье жил, - всё ещё растеряно отвечал тот, изучая мои награды.
– Папка, он…
– Всё, не рассказывай. Те, кто меня выкинул, они для меня никто. Хотя конечно удивлён встретить тут брата. Потом пообщаемся, а пока уходить надо. Теперь ты боец, тот что с медалью, опишу тебе правила военной добычи и трофеев. Чтобы чужое при владельце не хапал, в следующий раз пулю в ногу всажу за воровство и мародёрство.
– А?
– только и сказал тот. Вообще Урин сам жил по таким принципам, и мы с ним очень близко по духу были.
Когда мы до Гомеля добрались, того в операционную, рана воспалилась, пот, грязь, потом на санитарный эшелон и больше я его не видел. Что с остальными парнями, тоже не в курсе. Но из всех именно Урин мне ближе всего был. Сейчас я речь для него держал, но слушали все.
– Слушай и запоминай. Право военного трофея священно, хотя многие политработники его не приемлют, но отбирают такие трофеи у других, охотно. Не важно. Ты убил врага, всё с него твоё. Идёшь, увидишь убитого врага, рядом никого, снял с него трофеи, это и есть самое настоящее мародёрство. Легко запомнить и понять. Если рядом есть тот, кто убил противника, и он дал тебе разрешение снять с него всё, это помощь владельцу. Не мародёрство. Правила как видите просты, запомнил?
– Да.
– Отлично. Я убил этого немца?
– Да.
– Теперь, красноармеец?..
– Урин.
– Теперь, красноармеец Урин, я разрешаю вам забрать с тела пистолет-пулемёт модели сорок, или проще «МП-сорок», и подсумки к нему с запасными магазинами. И также разрешаю снять кобуру с пистолетом «Парабеллум» и передать вашему сержанту. Ему же часы, как и сумку, это посыльный в звании обер-ефрейтора. Документы и содержимое сумки я его заберу. Остальное могут разобрать другие бойцы. У меня всё есть, это уже четвёртый немец, которого я убил. Как видите, фляжка и котелок у меня трофейные. Вполне удобные, рекомендую.
Дальше тело быстро освободили от всего лишнего, ранец забрал местный Доронин. Я трофеи убрал в планшетку, что висела на боку. Мотоцикл поставили, и я откатил его в кусты, и там прибрал в один из сундуков. Думаю, успею им тут попользоваться. Мы не задержались на месте уничтожения солдата противника, и вот шли по лесу. Урин с Петровым в дозоре, а я шёл с Дорониным, и мы общались. Тот всё поверить не мог что родители могли так поступить со мной. Я же описал как в роддомах воруют детей, была двойня, сказали один, или второй умер, а сами ребёнка себе забирают. Скорее всего со мной так и было, только видимо не понравился, вот в детдом и подкинули. А имена скорее всего совпадение. Не знаю. Я заметил, что Петров от моих слов не особо и доволен. Это всё противоречит концепции советской власти, уж ему как комсоргу ли этого не знать? Отойдя, устроили лагерь, распотрошили ранец, нашли круг полукопчёной колбасы, домашний каравай хлеба, немного солёного сала и две банки. Саморазогревающиеся. Ну и галеты. Своих припасов добавил, при мне вещмешок. В котелке воды вскипятили для чая. Я показал, как ножом проткнуть, и банки начали нагреваться, их вскрыли, хлеб и сало нарезали с колбасой, не сказать что сытно, но червячка заморили. Вот Урин, у которого автомат на коленях лежал, стряхнув с шаровар крошки на ладонь, отправил в рот, и спросил:
– Товарищ сержант госбезопасности, скажите. Наши-то где?
– Драпают наши. Все приграничные армии или разбиты, или их сейчас добивают, моторизованные клинья уже на пятьдесят и шестьдесят километров вклинились в нашу территорию. Причину вы знаете, маниакальный приказ не поддаваться на провокации. Я как раз утром и расследовал тут случай. Война началась, лётчики сидели в кабинах самолётов, истребительный полк, а комиссар бегал с пистолетом в руке и запрещал подниматься в небо, крича что это провокация, пока не произошёл налёт. Самолёты стояли в линеечку, прямо как на блюдечке. Выжило два лётчика, с осколочными ранениями, что успели выскочить из горевших машин, остальные так и погибли, сидели и наблюдали как их атакуют. Не поддавались на провокации.
– А комиссар? – тихо спросил Петров.
– Застрелился. Причём, вины во всём этом его нет, он приказ выполнял, вина на тех, кто его отдал, и поверьте моему опыту. Ничего им не будет, высоко сидят. Таких случаев хватает, довели армии до такого, что брататься идут. Там же свои, тоже деревенские, крестьяне, стрелять не будут. Стреляют, и ещё как, ни один из этих идиотов, что к ним брататься пошёл, не выжил. Некоторых на крестах ещё живых подняли. Таким в основном войска «СС» балуются. Сам видел пики с головами на них. А война меньше суток идёт, несколько часов. Удивляюсь этому. Сам я в Минск возвращался, да сбили мой самолёт, лётчик погиб, пришлось самому сажать, благо управлять умею. Только решил дорогу найти, тут вас встретил.