Билет в счастливую жизнь
Шрифт:
– А в чем была причина отказа? – спросила я. – Картины Переводникова не соответствовали критериям искусства в понимании Подхомутникова?
– Да, это была одна из причин. Кроме того, на устройство персональной выставки претендовал еще один художник – Геннадий Селиверстов.
– То есть Подхомутников предпочел Селиверстова? А Переводников остался не у дел? – уточнила я.
– Да, именно так. И, по словам Владислава Шляпникова, Переводников устроил грандиозный скандал. Он рвал и метал и как ошпаренный выбежал из здания Союза художников.
– А что же Подхомутников? – спросила я.
– Опять
– А какой смысл был в этой встрече? – недоуменно спросила я. – Ведь решение о выставке было уже принято. Ведь не собирался же Подхомутников поменять его?
– Ну, судя по всему, нет, не собирался. Не знаю, зачем это ему было надо. – Загребенников пожал плечами. – Возможно, хотел в более спокойной обстановке еще раз поговорить. Как я уже сказал, по отзывам, Подхомутников был неконфликтным. Может быть, ему был неприятен такой скандал, который учинил Переводников, кто знает.
– Понятно. А вы уже допросили Переводникова? – спросила я.
– Да, конечно, Татьяна Александровна.
– И что он сказал?
– Сказал, что после того, как они с Подхомутниковым встретились в кафе, они, поговорив, остались каждый при своем мнении.
– То есть Переводников продолжал считать, что он более достоин персональной выставки, чем Селиверстов? – уточнила я.
– Да. По словам Переводникова, они вышли из кафе и каждый направился в свою сторону.
– А он мог совершить убийство? Этот самый Переводников? Ведь устроил же он скандал в Союзе художников. Не исключено, что в пылу гнева ему могла прийти в голову и более радикальная мысль, – предположила я.
– Ну… – Загребенников на долю секунды задумался. – Так-то у нас на Переводникова ничего серьезного нет, Татьяна Александровна. По его словам, после возвращения из кафе после встречи с Подхомутниковым он изрядно выпил, так как его сосед отмечал возвращение сына из армии. Так что у него имеется алиби.
– А вы уже допросили соседа Переводникова? – спросила я.
– Конечно! Сосед все подтвердил. Он сам проводил Переводникова до его квартиры.
«Все равно нужно будет встретиться с этим неуправляемым Переводниковым, – подумала я, – мало ли что. Пусть он и напился, но потом дома мог и протрезветь и убить Подхомутникова. И еще эти отрезанные уши… Очень похоже на месть, учитывая взрывной характер Переводникова. Но опять же, как он проник в его квартиру? Ведь никто чужой в тот день не приходил».
– Анатолий, а какие еще версии вы рассматривали? – спросила я.
– Мы подумали, что, возможно, здесь задействован какой-то сектант. Все-таки уши просто так не отрезают и символы на жертве не рисуют. Кто знает, может быть, это какой-то фанатик поработал. Но пока эта версия отрабатывается. Мы, правда, уже устроили несколько облав по шалманам и другим подобным местам, но пока все безрезультатно.
– И когда только успели? – больше себе задала я вопрос. Подхомутников всего три дня назад, получается, был убит.
– Так сразу же, как стали раскручивать это дело. Уж больно интересная особенность, – откликнулся стажер.
– А что с аналогичными случаями? С отрезанными ушами, я имею
– Нет, пока не успели, Татьяна Александровна, – покачал головой Анатолий. – Это же время надо, а мы пытались по горячим следам с делом разобраться. Всего три дня прошло! А символ этот – перевернутый крест – в принципе используется во множестве оккультных сект. Ничего конкретного.
Мы подъехали к дому, где проживал Иннокентий Подхомутников. Это был высотный дом с благоустроенной придомовой территорией. Квартира Иннокентия Подхомутникова находилась на четырнадцатом этаже. Я обратила внимание, что к дому вплотную примыкала еще одна такая же высотка. «Или это второй подъезд одного и того же дома? – подумала я. – Да нет, скорее всего, еще один многоэтажный дом. Потому что двухподъездные дома не строят. Или один подъезд, или пять, а то и больше». На всякий случай я метнулась к прогалу между домами – но поняла, что здесь с трудом средних размеров кошка протиснется. Нет, не вариант. Да и окна сюда не выходят, что приятно для жильцов: вряд ли доставит удовольствие существовать в квартире, за окнами которой постоянно мельтешат соседи.
В просторном холле подъезда нас с Анатолием встретила пожилая женщина. Она сидела за стеклянной перегородкой и вязала какое-то меланжевое полотно.
– Здравствуйте, Октябрина Михайловна, – поздоровался Загребенников.
– Здравствуйте, – отозвалась женщина, – вы снова к нам?
– Нам необходимо еще раз осмотреть квартиру Иннокентия Константиновича, – сказал стажер.
– А эта девушка тоже будет проводить осмотр? – спросила женщина, посмотрев на меня.
– Да. Это Татьяна Александровна, частный детектив, она тоже участвует в расследовании убийства, – объяснил Загребенников.
– Какой ужас, какой ужас. Я до сих пор в себя не могу прийти, – запричитала консьержка. – И надо же было случиться такому как раз в мое дежурство! Хорошим человеком был Иннокентий Константинович, вежливым, обходительным. Всегда поздоровается при встрече, поинтересуется здоровьем. Царство ему небесное!
– Октябрина Михайловна, скажите, а Иннокентий Константинович жил один? – спросила я консьержку.
– Один, один. Мать и отец у него давно умерли, он как-то сам об этом обмолвился. Насчет того, была ли у него супруга и дети, не знаю. По крайней мере, при мне не появлялись, он не рассказывал. А я стараюсь не лезть к жильцам со своими вопросами. Мне что – дверь открыть, по телефону уточнить, ждет человек гостей или не впускать, – да и все. К Иннокентию Константиновичу приходит делать уборку одна женщина, Валентиной ее зовут.
– В тот день кто-то посторонний приходил в дом? – задала я консьержке следующий вопрос.
– Нет, чужих никого не было, – ответила женщина, – все только свои, все, кто здесь проживает.
– Вы уверены, Октябрина Михайловна? – еще раз спросила я.
Консьержка всплеснула руками:
– Ну а как же! Неужели я бы пропустила кого-нибудь пришлого? Я всегда спрашиваю, к кому идет человек. Чуть ли не допрос устраиваю. Многие даже недовольство высказывают. Говорят, что чувствуют себя как у прокурора. Ну а куда деваться-то, если жизнь такая настала? Тут вот спрашиваешь-переспрашиваешь сто раз – и то… Такое жуткое убийство.