Биография голубоглазого йогина

Рампури

Мы были пилигримами, беженцами, детьми революции, приехавшими сюда из самых разных концов света: из Северной и Южной Америки, Азии, Среднего Востока и Европы. Во всех городах, начиная со Стамбула, и далее, в Анкаре, Конье, Тебризе, Тегеране, Машаде, Герате, Канда-ларе, Кабуле, Пешаваре, и, наконец, Карачи, мы узнавали друг друга с первого взгляда. Мы ехали в одиночку, группами и кланами, совершая великое паломничество. Куда? Домой, к Свету, так, по крайней мере, нам тогда казалось.

«Остерегайся воров, — предупредил мой новый приятель, когда мы стали расстилать коврики на самом

краю маленькой колонии. — Один из нас всегда должен присматривать за вещами. А то не углядишь, и один из этих французов...»

«Пардон, — сказал парень с гладкими черными локонами, одетый в широкое ярко-оранжевое одеяние. Быть бы ему мушкетером из знаменитого романа Дюма, если бы экзотический внешний вид не дополняли арабские шлепанцы с загнутыми носами в стиле «Сказок тысячи и одной ночи». Из-за плеча юноши выглядывало несколько девушек. — Вы в первый раз едете в Индию? — поинтересовался он и представился: — Я — Картуш. Можно нам присоединиться к вам?»

— А откуда такое... — начал я.

— Имя? Египетское, — ответил он, — мой отец родом из Северной Африки, а мать родилась во Франции.

И на урду, который показался моему несведущему уху безупречным, Картуш принялся указывать пакистанским носильщикам-кули, куда положить сумки, затем поторговался с ними, потом, видимо, пошутил, потому что носильщики рассмеялись, и, наконец, расплатился.

— Мы решили проделать это путешествие с духовными людьми, — объяснил Картуш тот факт, почему они передвинулись из итальянского сектора сюда. Укладывая свой коврик рядом с моим, он сказал: — Кажется, мы раньше встречались. Может, в прошлой жизни?

Мужчина, одетый в зеленую афганскую робу, подошел к нам и стал что-то рассерженно втолковывать Картушу по-итальянски, на что тот не менее эмоционально возражал. Как только человек ушел, Картуш перестал хмуриться и, улыбаясь, заметил по-английски:

— Я сказал, что ему лучше удалиться, если он и дальше хочет быть привязанным к материальному миру.

Сиги подозрительно взглянул на него:

— А почему итальянцы заставили тебя оттуда уйти?

— Они принадлежат к зеленым, — ответил Картуш, а потом пояснил, — ну, понимаешь, к мусульманам. Они посчитали, что индуисту рядом с ними делать нечего. После посещения святых суфийских мест эта группа сразу отправится в Гоа.

— А я не буду никуда сворачивать и сразу поеду в Гоа, — сказал Сиги. — Переночую в бомбейском «Карлтоне», и утренний пароход доставит меня прямиком в рай.

По словам немца, в Германии его ожидали одни проблемы, и он не собирался возвращаться на родину в ближайшие несколько лет.

«Такое впечатление, что все на этом пароходе мечтают попасть в Гоа», — подумал я.

— Вот из-за этого весь сыр-бор и разгорелся, — глаза Картуша заблестели, когда он вытащил из наплечной сумки еще одну сумку, а из той еще одну, меньшего размера, из которой Картуш с великим почтением извлек маленькую статую бога Шивы, завернутую в красный шелк — Сделана в долине Сват [1] , ей не меньше тысячи лет, — объяснил он. — Этот парень хотел заплатить мне за нее сущую безделицу, а ведь он даже не индуист!

1

Долина

Сват находится в Пакистане, в районе, который считается местом зарождения двух религий: индуизма и буддизма (Прим. пер.)

— Я найду неплохую хибарку на берегу, — продолжил Сиги, аккуратно помещая ценные вещи под свернутую одежду.

— А я хочу отыскать ледяной дворец Матери Мира, в котором гостят боги и богини, — промурлыкала из-под вуали одна из девушек, пришедших вместе с Картушем. Кажется, она была без ума от своей идеи.

— А ты, друг мой? Куда отправишься ты? — заразительно улыбнувшись, Картуш обернулся ко мне.

Некоторое время я пребывал в нерешительности от изобилия лежавших передо мною возможностей, словно ребенок, только вошедший в парк развлечений, а затем пробормотал:

— Не знаю. Может быть, в Гоа... Но я ищу... Хочу найти что-то, что мы утеряли на Западе... Наверно, я тоже приехал в Индию, чтобы посходить с ума!

— Что, в твоем, э-э-э, Сан-Франциско недостаточно весело? Ты вроде оттуда приехал?
– спросил он, удивленно подняв брови.

— Ну, можно сказать, что меня сюда притянуло, — усмехнулся я.

— Да, так было со всеми нами, — согласился Картуш. Его юное лицо контрастировало с неожиданно мудрыми глазами. На вид ему было лет двадцать — двадцать два, то есть чуть больше, чем мне, но при этом Картуш был полон такого достоинства и внутренней зрелости, словно был по меньшей мере на двадцать лет старше.

Поучившись в университете, я бросил его. Я задавал преподавателям вопросы, ответы на которые они не хотели или не могли дать. У меня были совсем не такие представления о жизни, как у остальных студентов. Они, быть может, были незрелыми и неполными, но оттого не менее притягательными для меня. Я перестал верить преподавателям, но не потерял веру как таковую. Я стал считать идею Божественного предначертания сплошной ложью. Я мечтал присоединиться к индейцам, но, к сожалению, они давно вымерли...

— Откуда ты родом? — спросил я Картуша.

— Из Парижа, — ответил он.

— Ты был там в мае, когда началась революция хиппи?

— Нет, я был вместе со своим гуру на Кумбх Меле, самом большом духовном собрании в мире. Настоящая революция состоит в том, чтобы изменить себя, а не общество. Если получится у тебя, тогда получится и у общества. Тяга к деньгам разъедает этот мир изнутри, но надеяться на победу в войне на материальном плане нет смысла. Поиск Истины — это единственное решение.

Большинство молодежи не видело никакой связи между политикой, духовностью и образом жизни. В основе своей мы были наивными идеалистами. Я сказал Картушу, что хочу найти в Индии такое сокровище, которое сделало бы этот мир лучше.

— Лучше? — переспросил Картуш. — Для кого? Ты хочешь опустить рай на землю или поднять землю до небес? Если ты стремишься ко второму, впереди тебя ждут одни разочарования. Достаточно вспомнить Карла Маркса. А мои друзья, которые совершили революцию в 1968, когда-нибудь станут во главе Франции, но все равно ничего не изменится.