Бирит-нарим
Шрифт:
Лабарту сел, глядя перед собой.
Солнце шло к закату, лес застыл в серой мгле. Птицы перекликались над головой, и больше кругом не было ни души.
Кэри умерла.
Он знал это. Он не мог не знать -- в сердце, где раньше всегда был отголосок Кэри, осталась лишь пустота. Дышать было трудно, словно воздух стал пеплом, и исчезали, тонули в сером тумане. Солнечный луч, тепло сиявшее на краю сознание, исчезло навсегда.
Что ты сделала, Кэри?
Лабарту поднялся, опираясь о дерево, и пошел обратно, вдоль реки, в сторону
Я рассказывал ей про Урук. Она спрашивала, почему я бежал оттуда...
Люди терпят, если не заходишь слишком далеко, - вот что он сказал ей тогда. - Даже самое жалкое селение не потерпит святотатства. Кэри слышала эти слова и запомнила их. А потом хозяин позвал, и она пришла. Она спасла его и сделала так, чтобы умерли его враги.
А теперь от нее осталась лишь пустота.
На закате Лабарту вышел к храму. У подножия холма догорал погребальный костер, ветер уносил клубы дыма, обдавая запахом гари и крови. Людей не было. Они победили, оружием или колдовством, и ушли хоронить своих мертвецов.
Лабарту опустился на колени и погрузил руки в теплую золу. Скоро дожди и ветер сотрут следы костра, а потом наступит зима и выпадет снег...
– - Я хочу вернуться, -- прошептал Лабарту и склонил голову, чтобы не видеть заход солнца.
– - Я хочу вернуться домой...
Часть третья
Проклятие Аккаде
Глава первая
Пророчество
1.
Шатер не спасал от полуденного зноя, и горячий воздух, казалось, можно было зачерпнуть ладонью. В такое время спать бы, подставив лицо солнечным лучам, во сне пить их свет... Но здесь, в тени шатра, сон не шел.
– - О чем грустит мой хозяин?
– - спросила та, что сидела рядом.
– - Он не рад видеть Ашакку? Почему же пришел?
Лабарту покачал головой.
Ветер на миг взметнул дверную занавесь, и солнце заблестело на узорчатых подушках.
– - Зачем говоришь так? Я рад тебя видеть, -- отозвался Лабарту и сжал ее ладонь.
Пухлая, почти детская рука, на коже хной нарисован красивый узор, медный браслет плотно охватил запястье... Как можно не обрадоваться встрече с Ашакку? Вот она, черноволосая, с длинной косой, спокойная, но со смешинкой в глазах... Ничем не похожая на Кэри.
И давно уже сама себе хозяйка. Сколько времени прошло с тех пор, как Лабарту обратил ее? Он сбился со счета. Но, должно быть, уже скоро минует тысяча лет.
Но, хотя Лабарту давно перестал быть ее хозяином, они не теряли друг друга из виду. То встречались несколько раз в год, то -- раз в несколько лет. У каждого свои стада, свои племена и кочевья. И дорога то сведет, то разлучит. Но спокойно от того, что знаешь, -- Ашакку где-то здесь, в степи.
– - Ты стала очень сильной, Ашакку, -- сказал Лабарту, не выпуская ее руки.
– - Это так, -- засмеялась она в ответ.
– - Скоро стану такой же сильной, как хозяин!
Видно, по лицу его, как и по сердцу, прошла тень, потому что девушка вдруг обняла его, прижалась щекой к плечу и прошептала:
– - Никогда Ашакку не пойдет против хозяина. А позовешь -- всегда придет на помощь, не останется в стороне.
Лабарту улыбнулся.
– - Я рад, что ты стала сильной, -- сказал он.
– - Я знаю тебя и тебе верю.
Ашакку подняла взгляд, ждала объяснений, но что он мог добавить?
Разве расскажешь, как когда-то отец и мать говорили ему: Ты особенный, Лабарту, особое предназначение ждет тебя. Пройдет двести, триста лет, -- другие только станут свободными, а твоя сила возрастет так, что могущественней тебя будет только наш хозяин, Намтар-Энзигаль. И только он знает пределы того, что ты достигнешь.
И что же? Когда Лабарту исполнилось сто зим, сила его была как у Ашакку теперь. Но после этого, если и стал он сильнее, то намного ли? Права Ашакку -- и мощью удара, и скоростью, и ловкостью скоро сравняется она с Лабарту.
Так неужели все обещания были ложны? Неужели он настолько слабый, что даже дети его сердца...
Он не мог говорить об этом. И потому сказал совсем другое:
– - Я устал пасти овец в степях.
– - Почему же ты не отправишься туда, к черноголовым?
– - Ашакку выпрямилась, но не отодвинулась.
– - В их городах живут экимму, ты знаешь.
Он знал.
Вернувшись с холодного севера, где не ведали законов и правил, он не осмелился пересечь реку, и долгие годы, столетия жил в степи. Помнил, как сверкал сходящий с неба огонь, как летели колдовские серебряные стрелы. Как всего за месяц были убиты в Шумере почти все пьющие кровь.
И потому Лабарту считал города меж двух рек запретной землей и не пытался повидать знакомые места, не пытался ничего разузнать.
Но затем в степь пришел пьющий кровь, молодой и незнакомый, лицом -- шумер, и одетый, как горожанин, -- в длинной рубахе тонкого полотна, с вышитыми рукавами, с разноцветным поясом. И, едва увидев Лабарту, чужак упал на колени, склонился, длинные волосы разметались в пыли. Сказал: "Хозяин этих земель, дозволь мне быть здесь и пить кровь". Тогда Лабарту сам нашел для него жертву, а после они беседовали весь день, пока не скрылось солнце.
Так Лабарту узнал, что в Шумере снова живут экимму. Но теперь скрываются среди людей, не выдают своей природы, -- помнят о давней резне.
И с тех пор Лабарту все чаще приходил на берег реки и подолгу сидел там, смотрел на юг. Но так и не покинул степь, говорил себе: здесь привычная земля, здесь Ашакку, здесь стада овец, здесь люди, считающие меня человеком, здесь их кровь, которую так легко забрать.
– - У старейшины гостит человек из Шумера, -- сказала Ашакку. Она теребила бахрому на поясе, в голосе звучала тень вопроса.
– - Говорят, жрец и предсказатель...