Бирит-нарим
Шрифт:
Знаки жажды.
– - Лабарту, -- повторил Илку.
– - Я не чувствовал, как ты пришел... Мне кажется, я ослеп, стал как люди, или хуже... От этой боли...
Вновь всплыли слова из прошлого, зазвучали совсем рядом, за невидимой чертой. И словно теплые лучи коснулись сердца, и стало легче дышать.
"Если же человек не сможет пройти обряд и умрет внутри круга", -- сказал Шебу, -- "то демон, пытавшийся связать со слугой свою жизнь, будет страдать, как от серебра или жестокой жажды. И тень этой потери навсегда омрачит его душу. Должно быть,
Лабарту наклонился, помог Илку подняться. Тот сел, глубоко вздохнул и запрокинул голову, словно пытался разглядеть солнце сквозь толщу земли.
– - Все будет хорошо, -- пообещал Лабарту. Старался говорить спокойно, но голос не слушался.
– - Три дня пройдет, не больше, боль покинет тебя, ты снова станешь сильным, и...
Илку провел ладонью по лицу, попытался убрать волосы с глаз, но не сумел -- пальцы увязли в слипшихся прядях.
– - Раз ты говоришь.., -- сказал он и взглянул на человека, распростертого в двух шагах от него. Посмотрел и тут же отвернулся, опустил голову.
– - Я боялся, что не умру, но останусь тут навсегда... Не в силах шевельнуться, среди боли, рядом с ним...
Надо было сдерживаться, Лабарту знал это, -- сейчас не время для упреков. Но не сумел промолчать, слова вырвались сами.
– - Зачем ты сделал это, Илку?!
– - воскликнул он.
– - Если тебе был так дорог этот человек, и ты хотел для него вечной жизни, почему ты не обратил его? Ты мог выпить его кровь и оживить своей, и не надо было бы...
– - Нет, -- отозвался Илку.
– - Он не был мне дорог. Я выбрал его из рабов своего дома, за выносливость и силу. Но он умер, раны его не исцелились, ничего не вышло...
За выносливость и силу?.. Лабарту молча опустил взгляд. Ты хотел стать сильнее, Илку? Но ты еще станешь сильным -- с каждым годом возрастает твоя мощь. А я, никогда...
– - Зачем, Илку?
– - повторил он, не поднимая глаз.
– - Посмотри на меня, я никогда не стану сильнее. Но все же я не проводил обряда и не проведу.
– - Я знаю.
– - Голос бывшего хозяина Аккаде был еле слышен, шелестел, будто песок, текущий из ладони.
– - Ты бы стал отговаривать меня... Вот почему я дождался, пока ты покинешь город.
– - Он замолк, перевел дыхание и продолжил: -- Мне не нужна была сила. Я не хотел никого обращать. Дети сердца повзрослели бы и оставили меня... Я хотел, чтобы кто-то был рядом со мной всегда, не смотря ни на что.
Всегда? Твоя хозяйка разлюбила тебя и оставила, и потому ты хочешь, чтобы кто-то был тебе предан и, как собака, ходил по пятам? Этого ты хотел? И к чему привело это, Илку?
Резкие слова уже готовы были сорваться с языка, но на этот раз Лабарту сумел удержать их.
Мгновение молчал, а затем поднялся, протянул руку и сказал:
– - Пойдем. Поднимемся к свету. Тебе нужна кровь.
2.
Ступени зиккурата -- синие и белые, зеленые и желтые -- покрылись следами копоти и засохшей крови. Исчезли медные чаши, в которых на восходе и закате курились благовония, и не было у подножия лестницы ни жрецов в белых одеждах, ни стражей с оружием. Но ступени по-прежнему поднимались к вершине пирамиды, туда, где недавно еще возвышался храм Инанны, споривший своим богатством со святилищем в Уруке.
Теперь от храма остались лишь руины.
Они чернели на вершине зиккурата, словно обломки гнилого зуба, и Лабарту смотрел туда, запрокинув голову и позабыв для вида заслониться от лучей солнца, бьющих в лицо.
– - Я говорил, говорил, что не укрыться в храме!
– - пробормотал рядом старческий голос.
Лабарту обернулся.
В паре шагов остановился старик. Опирался на узловатую клюку и щурился, глядя вверх. Глаза его были красны, -- но от слез ли, от дыма или из-за груза прожитых лет? И не понять, бедняком ли он был прежде, или богатое одеяние превратилось в лохмотья.
– - Инанна покинула город и покинула храм, -- продолжал он.
– - Что толку бежать к ее алтарю и закрывать двери? Дикари ворвались и залили все кровью, убили тех, кто молил о пощаде...
Залили кровью...
Жажда приближалась, и Лабарту невольно облизнул губы. Дым над городом развеялся, но горький привкус, казалось, прилип к гортани, пропитал волосы и кожу.
– - Как такое могло случиться?
– - спросил Лабарту.
– - Как они могли взять Аккаде? Ведь войско и стены...
Старик повернулся. Взгляд его был мутным, глаза слезились.
– - Стены и войско не защитят от гнева богов, -- наставительно проговорил он.
– - Боги прокляли Аккаде, и оттого разрушен наш город. Ты зачем пришел сюда?
– - добавил он вдруг и ткнул пальцем в грудь Лабарту.
Тот невольно поморщился, но удержался, остался на месте. От старика пахло безумием, рука его дрожала, а в выпуклых венах текла темная кровь, полная недугов.
– - Я скоро уйду, -- сказал Лабарту.
– - Все уйдут, -- буркнул старик и вновь повернулся к зиккурату.
– - Город мертв. Где те, кто восхваляли приход Уту? Где те, что возносили вечерние жертвы? За грехи лугалей боги прокляли Аккаде. Стены разрушены, люди отданы на заклание, и не осталось ни богатства, ни славы... Сорной травой порастут улицы, в домах поселятся дикие звери. Каналы вокруг обмелеют, кирпичи разрушатся от ветра и солнца, и забудут люди, где Шаррукин построил свой город...
Лабарту мотнул головой, не в силах слушать безумные речи.
– - Так уходи отсюда!
– - сказал он, резко.
– - Зачем тебе умирать на проклятой земле?
И, подгоняемый жаждой, пошел прочь, -- искать в руинах чистую кровь.
3.
Этот дом, похоже, покинули еще до прихода чужеземцев. Одиноко стоял он в низине, на краю погорелого поля, нетронутый войной и пожарами. Ни двери, ни занавеси при входе, а внутри -- голый пол, без циновок и сидений. Во дворе -- пересохший колодец, но к чему экимму вода?
Вода не утоляет жажду.