Бирит-нарим
Шрифт:
Никогда прежде Тирид не видела такойпрозрачной и близкой синевы, никогда солнце не было таким горячим на рассвете. Хотелось петь, но она могла лишь смеяться, кружиться, раскинув руки. Лепестки цветов разлетались под ее ладонями, сладкий запах заполнял каждый вдох.
Шебу поймал ее, целовал среди трав, и на губах у него был вкус крови, вкус солнечных лучей.
Солнце соединило нас.
Боль уходящей жизни и боль возвращающейся, и то, о чем говорил высокий демон, и даже имя его, – все отступило сейчас и забылось. Остались
Когда Энзигаль позвал их, солнце уже поднялось высоко над землей. И казалось, где-то за краем степи таится тень, а где-то в глубине земли – холодный ветер. Но радость была слишком полной, и легко было не думать об этом.
– Надо спешить, – сказал Энзигаль. – Вам нужна кровь.
Здесь, в степи, время скользило незаметно, утекало, как песок сквозь пальцы. Луна исчезла и народилась вновь, река разлилась, и жаркой чередой потянулись летние дни. Намтар учил обращенных, вместе с ними встречал и провожал солнце, вместе с ними приходил в людские кочевья. Жители степей трепетали перед демонами, а Шебу и Тирид ловили каждое слово хозяина, радовались каждому новому дню.
Но давно отцвели весенние цветы, степь выгорела под палящим солнцем, уже и Евфрат вернулся в свое русло. Несколько месяцев прошло с тех пор, как Намтар покинул страну черноголовых.
Мне нужно вернуться.
Он откинул полог шатра и шагнул внутрь.
В каменной плошке бился огонек, – то затухал, то разгорался вновь. Тени плясали в полумраке шатра.
Дети его сердца еще не спали. Тирид расчесывала волосы, – черные, волнистые, густые. Должно быть, подруги и сестры завидовали ее красоте. Невысокая, но ловкая и быстрая, темноглазая. Всегда готовая колкостью ответить на обидные слова, но внимательная к добрым советам. Да, раньше завидовали, теперь – боятся.
Тирид положила деревянный гребень, встала навстречу хозяину. Шебу поднял вопросительный взгляд, но вслух не проронил ни слова. Отсветы пламени отражались в его глазах, родимое пятно над правой бровью словно бы дрожало и меняло очертания.
Отметина в форме звезды, дурной знак, – так считали люди народа марту. В родном кочевье Шебу был изгоем, никто не желал отдать свою дочь ему в жены, хоть в сражениях и на охоте он был одним из лучших. Намтар помнил, как, утолив жажду в первый раз, Шебу выпрямился, прижал ладони ко лбу и сказал: «Для человека это дурной знак, для демона – благой!» А Тирид засмеялась и воскликнула: «Я всегда знала, что благой это знак!»
Юные демоны, опьяненные солнцем и кровью. Счастливые, уверенные в себе.
Я должен оставить их.
Намтар кивком велел Тирид сесть, сам опустился на подушки, набитые овечьей шерстью.
Забрать их с собой в Ниппур? Нет, не могу. Лучше пока никому не знать про Шебу и Тирид.
– Хозяин, – тихо позвала Тирид. В глазах у нее была тревога. – Что случилось? Ты…
Намтар жестом остановил ее речь.
– Я должен уйти, ненадолго.
Шебу и Тирид переглянулись, беспокойство плеснулось меж ними, понятное без слов.
– Ненадолго, – повторил Намтар. – Луна вырастет, состарится и исчезнет – тогда я вернусь.
– Всего одна луна? – Тирид улыбнулась, успокоенная. – Мы сможем прожить без тебя одну луну.
– Здесь много крови, много людей, – согласно кивнул Шебу. – Одна луна – недолгий срок.
Они не понимают.
Намтар провел рукой над плошкой. Огонь взвился, метнулись тени.
– Недолгий срок, – сказал Намтар. – Но он покажется вам длиннее, чем годы вашей жизни.
Тирид сжала руку Шебу, но не проронила ни слова. Оба они сидели неподвижно, молча.
– Вам будет тяжело, – продолжал Намтар. – Но вас двое. Держитесь друг друга. Вы – как близнецы, рожденные в один день, но ни один брат не был так близок к своей сестре, и ни один муж не был так близок к своей жене. Помните: я обещал и я приду. Ничего не бойтесь.
На мгновение тень тоски наполнила шатер – словно Намтар уже ушел далеко, и дети его сердца были здесь одни. Но затем все исчезло, без следа. Лишь потрескивал огонь да ветер шуршал в травах за пологом шатра.
– Да, хозяин, – проговорил Шебу, и голос его звучал почти спокойно. – Мы поняли и будем ждать.
Луна светила ему в дороге – узкий серп, ледяная лодка севера.
Степь шелестела, колыхалась как море, ночные запахи текли среди трав, – в них вплеталась поступь хищников, вышедших на охоту, и голоса речных птиц. Евфрат был рядом, его влага и свежесть манили, плеск волн уже был различим сквозь шепот травы.
Дети его сердца, должно быть, еще спали, – чувства их, подернутые дымкой расстояния, были неясными и текучими, проходили сквозь его сознание, как свет сквозь воду. Но скоро Шебу и Тирид проснутся, ощутят, что в душу пробрался неведомый прежде сумрак, и ни кровь, ни солнечный свет не смогут им помочь.
Нельзя оставлять тех, кто обращен так недавно.
Нельзя оставить, и нельзя остаться.
Намтар замер на миг, глядя на лезвие луны.
Оно было таким же холодным и острым, как и прежде. Ледяная вьюга давно уже не режет воздух, мир пропитался теплом и солнцем, люди стали мягче, жизнь их изменилась. Ни следа не осталось от прежнего мира, даже в сказаниях и песнях.
Что удивляться этому? Ведь и он, родившийся в краю замерзших рек и лесов, звенящих от холода, не помнил даже своего первого имени.
Но он помнил луну, сиявшую над снежными горами, – и она была такой же как здесь, где не знают снега.
И таким же было чувство, раз за разом заставлявшее покидать знакомые места. Еще слабое, день за днем, год за годом оно становилось все ярче. Дорога пока не появилась, и не было смысла гадать, к чему она приведет: в незнакомые края, к новым встречам, к неведомым словам и заклятьям. Путь был сокрыт, но уже манил к себе.
Но жизнь людей изменилась, а следом изменилась и жизнь пьющих кровь.