Бироновщина

Авенариус Василий Петрович

Только когда Остерманъ (оставившій свое кресло за дверью и опиравшійся теперь на испанскую трость) выступилъ впередъ съ пергаментнымъ листомъ въ рук и началъ докладывать, что, согласно выраженной ея величествомъ вол, заготовленъ высочайшій манифестъ о назначеніи принца Іоанна Антоновича наслдникомъ всероссійскаго престола, каковой манифестъ онъ будетъ имть счастіе сейчасъ прочитать на предметъ одобренія онаго ея величествомъ, — Анна Іоанновна повела глазами въ сторону герцогини Биронъ, стоявшей y ея изголовья, и чуть внятно прошептала:

— Принца…

Нсколько тугая на ухо герцогиня склонилась ухомъ къ губамъ государыни и переспросила,

что ей угодно.

— Принца принеси!

Обдленная и мыслительною способностью Бенигна съ недоумніемъ оглянулась на своего супруга.

— Ея величество требуетъ, чтобы принцъ-наслдникъ присутствовалъ при чтеніи манифеста! — рзко замтилъ ей по-нмецки герцогъ.

— Ja so! — поняла она наконецъ и поспшила въ дтскую.

Здсь маленькій принцъ оказался на рукахъ Лилли. Расхаживая взадъ и впередъ, она его укачивала, тогда какъ чухонка-кормилица, проведшая съ нимъ безпокойную ночь, прилегла на кровать.

— Вставай! вставай! — затормошила ее герцогиня.

— Государыня врно желаетъ видть принца? — догадалась Лилли.

— Ну да, да! А гд его парадное одяло?

"Или теперь, или никогда!" ршила про себя Лилли и, наскоро завернувъ младенца въ «парадное» одяльце, проскользнула въ царскую опочивальню. Тутъ, однако, неожиданно очутившись передъ цлымъ собраніемъ государственныхъ мужей въ раззолоченныхъ мундирахъ, она растерялась и приросла къ полу. Влетвшая за нею герцогиня не замедлила отнять y нея малютку-принца. Но сдлала она это опять слишкомъ порывисто; одяльце развернулось, и отъ холоднаго дуновенья, а, можетъ быть, и отъ неумлаго обращенья, засыпавшій уже царственный младенецъ разомъ пробудился и заявилъ о своемъ неудовольствіи во все свое младенческое горло. Сановники украдкой переглядывались. Императрица не выдержала и отрывисто замтила своей не по разуму усердной статсъ-дам:

— Отдай его ей, отдай… Дура!

Послднее слово пробормотала она, впрочемъ, уже настолько невнятно, что разслышали его, должно быть, только сама герцогиня да Лилли. Возражать, конечно, не приходилось, и принцъ перешелъ обратно на руки къ Лилли. И, странное дло! едва только прижала она его къ своей груди, какъ безутшный, точно попавъ въ родное лоно, мигомъ успокоился.

Теперь Остерманъ имлъ возможность прочитать государын и ея наслднику манифестъ, — что и исполнилъ не слишкомъ тихо и не слишкомъ громко, дабы, съ одной стороны, ея величество могла разслышать каждое слово, а съ другой — не было нарушено душевное равновсіе ея наслдника. На стол, по распоряженію Бирона, заране ужъ былъ приготовленъ письменный приборъ. Когда Остерманъ, закончивъ чтеніе, поднесъ манифестъ императриц, герцогъ вручилъ ей обмакнутое имъ въ чернила лебединое перо. Умирающей стоило, повидимому, большого усилія начертать даже свое имя. Посл этого вс присутствующіе сановники по очереди стали подходить къ столу, чтобы царскую подпись «контрасигнировать» и своимъ рукоприкладствомъ.

Когда тутъ Минихъ, откланявшись вмст съ другими, взялся уже за ручку двери, Биронъ остановилъ его:

— А что же, графъ, ваше общаніе? Или забыли?

Поморщился фельдмаршалъ, но, — длать не чего, — подошелъ снова съ поклономъ къ государын и заговорилъ слегка дрогнувшимъ голосомъ:

— Ваше императорское величество! Вс мы желали бы, чтобы главнымъ кураторомъ по-прежнему былъ его свтлость герцогъ курляндскій, и вс о томъ всеподданнйше просимъ.

Отвта онъ, однако, не дождался: Анна Іоанновна лежала безъ всякаго движенія,

какъ бы въ летаргіи, уставивъ мутный взоръ въ пространство.

— Ну, что жъ, идемте! — въ сердцахъ проговорилъ Биронъ, и оба вышли вонъ за другими.

Трепетавшая своего грознаго супруга и повелителя, герцогиня Бенигна не спускала съ него своихъ испуганныхъ глазъ, пока дверь за нимъ не затворилась. Тутъ только она обратила вниманіе, что Лилли все еще няньчится съ принцемъ.

— Дай его сюда! — прошипла она и, отобравъ y нея спящаго младенца, вынесла его въ дтскую.

Лилли это только и нужно было. Приблизившись къ больной, она заговорила вполголоса:

— Ваше величество! Меня прислала къ вамъ принцесса Анна Леопольдовна…

Императрица, словно очнувшись изъ забытья, повела на нее недоумвающимъ взоромъ.

— Принцесса умоляетъ васъ, — продолжала Лилли: — не подписывайте бумаги о регентств, пока она сама не переговоритъ еще съ вами! Ради Бога, ваше величество, ничего не подписывайте!

При послднихъ словахъ Лилли невольно настолько возвысила голосъ, что герцогиня въ полуоткрытую дверь ее услышала и тотчасъ же возвратилась. Схвативъ Лилли за руку, какъ провинившагося ребенка, она потащила ее вонъ въ дтскую, а здсь накинулась на нее, какъ фурія:

— Что ты говорила государын? что?

— Ничего я не говорила…

— Вотъ я пожалуюсь герцогу и твоей принцесс…

— Жалуйтесь; принцесса моя, во всякомъ случа, повритъ мн скоре, чмъ вамъ.

— Дерзкая двчонка! Чтобы и ноги твоей здсь никогда не было!

Лилли уже не возражала и вышла вонъ, говоря себ:

"Что можно было сдлать — я сдлала; а теперь — будь что будетъ!"

Было же вотъ что:

По прочтеніи въ дворцовой церкви подписаннаго императрицею манифеста, вс собравшіеся тамъ высшіе воинскіе и гражданскіе чины приняли присягу новому наслднику престола. Были приведены къ присяг по-ротно и выстроенные передъ дворцомъ гвардейскіе полки. Въ то же время сдлано было распоряженіе объ объявленіи манифеста во всхъ столичныхъ церквахъ. Сочиненіе же "деклараціи" о регентств было поручено Бестужеву-Рюмину.

По настоянію баронессы Юліаны, Анна Леопольдовна сдлала еще разъ попытку проникнуть къ своей августйшей тетк, но герцогиня Биронъ, какъ и раньше, не допустила ея до нея: лейбъ медики, дескать, строго-настрого запретили безпокоить умирающую.

Между тмъ Бестужевъ изготовилъ какъ "декларацію", такъ и челобитную отъ имени сената, синода и генералитета о назначеніи будущимъ регентомъ герцога курляндскаго, и ни y кого изъ этихъ "знатнйшихъ" особъ не оказалось настолько гражданскаго мужества, чтобы не подписаться подъ общей челобитной. Доложить челобитную государын, по требованію герцога, взялся Остерманъ. Удостоился онъ аудіенціи только черезъ два дня. И что же? Анна Іоанновна, выслушавъ докладчика, не подписала деклараціи, а положила ее себ подъ изголовье, со словами:

— Оставь… Я еще подумаю…

Всть объ этомъ, понятно, ни для кого изъ придворныхъ не осталась тайной.

— Вотъ видите ли, ваше высочество! — заликовала Лилли. — Государыня меня тогда услышала. Помяните мое слово: регентшей будете вы!

— Ужъ право, не знаю, радоваться ли мн этому или нтъ! — вздохнула принцесса. — Въ государственныхъ длахъ я ничего не смыслю…

— Вмст мы какъ-нибудь въ нихъ и разберемся, — замтила Юліана. — А останься все управленіе въ рукахъ Бирона, такъ намъ съ вами совсмъ житья бы уже не стало.