Бироновщина
Шрифт:
Тутъ вдругъ явился камергеръ принца-наслдника, графъ Минихъ-сынъ.
— А я къ вашему высочеству посредникомъ отъ герцога курляндскаго.
— Что же ему еще отъ меня нужно? — удивилась Анна Леопольдовна.
— Вопросъ о регентств все еще виситъ на воздух.
— Да я-то тутъ причемъ?
— Безъ регентства государство остаться не можетъ. Такъ вотъ не соблаговолите ли вы, для ускоренія
— Да что онъ съ ума, видно, сошелъ! — вскричала Юліана. — Чтобы принцесса сама же просила его отнять y нея власть?
— Власти я не ищу, отозвалась съ своей стороны принцесса. — Но въ государственныя дла я не мшаюсь, а предложеніе герцога нахожу по меньшей мр страннымъ. Жизнь моей тетушки хотя и въ большой опасности, но, съ Божьей по мощью, она можетъ еще поправиться.
— Такъ ему, значитъ, и передать?
— Такъ и передайте.
Биронъ на этомъ, однакожъ, еще не успокоился. На слдующее утро передъ Анной Леопольдовной предстала цлая депутація высшихъ сановниковъ съ тмъ же предложеніемъ. Но отвтъ имъ былъ тотъ же. Тогда временщикъ ршился на послднюю мру — лично уговорить государыню, и что ему это наконецъ удалось, доказывало то, что вслдъ за тмъ, 16-го октября, Остерманъ былъ снова вызванъ на аудіенцію къ императриц. Оставался онъ y нея съ полчаса времени, а когда вышелъ, то объявилъ ожидавшему его Бирону, что декларація ея величествомъ, слава Богу, подписана и положена камерфрау Юшковой на храненіе въ шкатулку съ драгоцнностями, стоящую около царской кровати, а также что государын благоугодно теперь же видть принцессу Анну съ принцемъ-супругомъ и цесаревну Елисавету. Возвратилась Анна Леопольдовна оттуда въ свои собственные покои вся въ слезахъ.
— Государыня васъ еще узнала? — спросила Юліана.
— Узнала… Она была такъ ласкова и со мной, и съ цесаревной… Герцогъ общалъ ей, что отказу намъ ни въ чемъ не будетъ…
— А вы такъ и поврили его общанію?
— Если онъ его не сдержитъ, то это будетъ на его совсти.
— Да y этого изверга разв есть совсть! И вы ничего не возражали?
— Гд ужъ тутъ было возражать! Докторъ Фишеръ сейчасъ только сказалъ мн, что сегодня тетушк
Лейбъ-медикъ оказался правъ. На другой день, 17-го октября 1740 года, y умирающей отнялась лвая нога, а къ вечеру начались предсмертныя конвульсіи. Когда принцесса съ супругомъ и цесаревна пришли къ ней въ послдній разъ проститься, государыня была еще въ сознаніи. Благословивъ ихъ поочередно, она послала за своимъ духовникомъ съ пвчими и за высшими придворными чинами. Первымъ подошелъ старикъ Минихъ, и она его еще узнала.
— Прощай, фельдмаршалъ… — былъ ему ея послдній привтъ.
Началось соборованіе, а когда дыханіе ея окончательно прекратилось, двери опочивальни открылись настежь для всхъ желающихъ поклониться ея праху. Среди общихъ всхлиповъ и воплей обращала на себя вниманіе не столько принцесса, мать наслдника престола, тихо плакавшая въ углу, сколько герцогъ-регентъ, который въ искренней, казалось, горести рыдалъ громче всхъ и метался по комнат, какъ полоумный. Впрочемъ, уже черезъ пять минутъ онъ настолько оправился, что могъ выйти въ смежный залъ и предложить генералъ-прокурору князю Трубецкому прочесть вслухъ всмъ собраннымъ тамъ сановникамъ декларацію о назначеніи его, герцога, регентомъ.
Недолго погодя, еще до полуночи, заунывный звонъ со всхъ городскихъ колоколенъ возвстилъ населенію столицы, что благоврная царица Анна Іоанновна отошла отъ сей жизни въ вчную, — отошла на 11-мъ году своего недоброй памяти царствованія и всего 3 мсяца и 20 дней спустя посл своего даровитйшаго подданнаго, безвременно погибшаго Волынскаго. [5]
5
Регентству Бирона, а затмъ и принцессы Анны Леопольдовны будетъ посвящена особая повсть, въ которой читатель встртитъ снова многихъ изъ дйствующихъ лицъ настоящей повсти.