Бирюзовые серьги богини
Шрифт:
Много люду ходило мимо этого селения. Кто шел на восток через пески или, обходя их севернее, к далекой стране, называемой Срединной, откуда везли шелк и жемчуг, кто брел на юг по долине между высоченными хребтами, вершины которых всегда белели маяками. Кто-то уходил в горы, поднимаясь к самой крыше мира, туда, где обитали самые страшные демоны и самые светлые духи. Из этой загадочной страны, называемой Бот, приходили никогда не унывающие люди. Они приносили разноцветные камни, так ценившиеся и на западе, и на юге, и меняли их на зерно, изделия из железа. С запада шли разные люди. И такие, как бородач
Бахтигуль показали угол в доме, в котором спала вся семья: хозяин с хозяйкой и трое их детей. Девочка пристроилась на циновке, как всегда сжавшись в комочек. Потрясенная событиями дня, она сразу уснула. Но тревога, пришедшая вслед за страшными сновидениями, стучалась в груди. Бахтигуль, как наяву, видела блеск стали, вонзавшейся в грудь, слышала свист стрел. Метались кони и люди, текла кровь, стонали умирающие и над всеми, сверкая очами, возвышалась воинственная женщина в кольчуге и с мечом в руке… Девочка плакала, кричала, и хозяйка, не выдержав, растолкала ее.
— Не кричи, всех разбудишь, иди во двор, там спи.
Она выставила Бахтигуль из дома, сунула в руки циновку и закрыла дверь на засов. Поежившись от свежего ночного ветра, малышка осмотрелась и, приметив тихий закуток между стеной дома и низким забором стойла, в котором виднелись курчавые спинки овец, расстелила там циновку и улеглась. Но сон пропал. Бахтигуль вспоминала то своих стариков, то доброго бородача, то снова вздрагивала от картин жестокого боя, мелькавших перед ее взором.
Большая луна, желтая, как сливочная пена, кинула светлую дорожку прямо к ногам девочки. Молодая женщина, вся пронизанная волшебным светом, спустилась к Бахтигуль и села рядом. Мелодичный звон колокольчиков, сопровождающий женщину, убаюкивал. Малышка положила головку на ее колени и закрыла глаза. Богиня мягко провела светящейся ладонью по худенькой спинке, пригладила растрепавшиеся волосы и, тихо напевая и позванивая колокольцами, убаюкала мятежную душу…
Люди приходили на постоялый двор и уходили. Бахтигуль, которую звали просто «девочка», подносила еду, воду, мела двор, чистила посуду. Хозяйка дома, хоть и не была ласкова с ней, но не обижала — кормила, справила ей другую, легкую одежду, когда ветер из пустыни принес зной. Миновала жара, наступило холодное время, и Бахтигуль снова заняла угол в хозяйском доме. А ее бородач все не возвращался.
Караваны шли со всех сторон света. Бахтигуль встречала каждый, который приходил из пустыни. Стоя в отдалении, она вглядывалась в лица караванщиков, ища того, к кому привязалась сердцем. Но северянина не было, как и его товарищей, и девочка снова возвращалась к своим хозяевам.
Вечерами, когда постояльцы сидели у костров и рассказывали разные истории, Бахтигуль садилась рядом и слушала. За долгие месяцы общения с разноязычным людом, она научилась понимать и речь юэгжи, у которых жила, и говор жителей Страны Снегов — Бота, и гортанные крики подвижных желтолицых людей Срединной Страны, куда ушел
Как-то, когда снова пришла весна, открылись перевалы, ведущие в высокогорную страну, повеяло свежим ветром, зовущим в дорогу, Бахтигуль стояла на краю селения, погруженная в недетские думы. На ее плечо легла теплая рука. Девочка оглянулась. Ей улыбался сухощавый старик. Ветер теребил его седую редкую бороду, залетал в такие же волосы, то и дело падающие на лоб длинными прядями, прикрывающими глубоко посаженные глаза, внимательный взгляд которых говорил Бахтигуль больше, чем слова, произнесенные, как призыв.
— Того, кто рожден свободным, не сможет удержать никакая клетка.
Старик ушел, а Бахтигуль, молча проводив его взглядом, вернулась на постоялый двор, собрала свои нехитрые пожитки и вышла на южную дорогу, без сожаления оставив за спиной два года ожидания.
Глава 11. Встреча
Пыль, поднятая быстрыми лошадиными ногами, закружилась вихрем и шлейфом понеслась за всадниками. Изящные ахалтекинцы, бока и круп которых блестели на солнце, словно атласные, а чуткие ноздри трепетали, ловя ветер, промчались мимо трибун.
— Мама, мама, смотри, тот коричневый в белых носочках, бежит первым! — поддавшись азарту, кричал Алешка.
— Не коричневый, а гнедой, — поправила Сима, сама не отрывая глаз от коней, мчавшихся уже на другом конце ипподрома.
Гонг и радостные крики болельщиков возвестили о конце гонки. Победил Наполеон — тот самый гнедой, за которого болел Алешка.
— Ну, что, все? — спросила Сима, устало поглядывая на мужа. — Я бы поспала сегодня… хоть один денечек выспаться…
— Нечего засиживаться допоздна каждый день, — чмокнув ее в лоб, мягко ответил Саша и, подтолкнув сына, предложил: — Пойдем, сфотографируемся с победителем!
— А можно? — глаза Алешки заблестели.
— Можно, идем! А ты тут посиди, только не усни, — Саша подмигнул Симе.
— Не-е, я с вами, тоже хочу с ахалтекинцем сфотографироваться!
Вокруг победителя толпился народ. Наполеон, накрытый красным шелковым полотнищем, гордо держал голову, то и дело прядя длинными ушами. Пробравшись к нему, Саша поднял на руки Алешку, прижал к себе Симу и все улыбнулись, а конь даже кивнул на щелчок фотокамеры.
— Теперь идем домой! Воскресный выход закончен! — торжественно объявил Саша, на что Алешка возразил:
— Нет, смотрите, там такие лошадки!.. — и потянул родителей к обочине зеленого поля, на краю которого стояли статные красавцы с широкой грудью, длинным густым хвостом и остриженной до щетки гривой.
— О! — даже Сима, несмотря на желание поскорее положить голову на подушку, не удержалась от восторга.
— Это карабаиры, — пояснил кто-то сзади.