Бирюзовые серьги богини

Долгая Галина Альбертовна

Алешка спал в одних трусиках, даже простынку скинул. В распахнутое настежь окно лился теплый июньский воздух. Саша смотрел телевизор с родителями, и Сима, сказав короткое «привет!», ушла в свою комнату и села у кровати сына. Она любовалась его кудрями, его красивым овалом лица, еще по-детски пухлыми губками.

— Сравниваешь? — Саша присел рядом.

— Нет, любуюсь, — Сима шумно вздохнула. — Так надо было, Саша. Мы должны были поговорить. Я боялась, что у него возникнут какие-то мысли относительно Алешки.

—

И что, возникли? — Саша не мог скрыть иронии.

— Возникли, но не те, которых я боялась. То, что Алеша его сын, он понял еще на ипподроме. Но ничего в нашей жизни не изменится. Все будет, как всегда, — Сима помолчала. Прикрыла сына простынкой и повернулась к мужу. Саша молча смотрел в ее глаза. — Все будет, как было. Слышишь? — она обняла его.

— Слышу. Не шуми, разбудишь. Он весь вечер молчал, ждал тебя.

Сима снова погладила сына по головке.

— Я завтра возьму отгул и пойду с ним в зоопарк. И дома порисуем, почитаем…

Саша поднялся, увлекая жену за собой.

— А со мной? Я тоже хочу рисовать… импровизировать…

Сима тихонько засмеялась, уткнувшись в грудь мужа.

— Импровизации можно не откладывать на завтра…

Полная луна без стеснения уставилась круглым оком на двух любящих людей. Они, казалось, не замечали ее праздного любопытства, но присутствие в комнате ребенка, шаги родителей в коридоре, сдерживали порыв страсти…

— Саш, ты спишь?

— Нет. А ты?

— А я сплю и разговариваю с тобой во сне.

— Не, не верю. Во сне ты бормочешь и ничего не понятно.

— Ладно тебе, бормочешь… а что, правда?

— Правда. Я сколько раз прислушивался, ничего не понял.

Помолчали.

— Саш, мы такую возможность узнать о том, что я давно «бормотала» перед шаманами упустили… Ведь Арман стоял тогда рядом…

Саша сел на кровати. Интерес историка все еще жил в нем, несмотря на то, что ему пришлось сменить любимое дело. Историей много не заработаешь, а семью кормить надо. Саша занялся переводами. Языки давались ему хорошо, и он свободно владел не только общепринятым английским, но и немецким, и китайским. Но, кроме «живых» языков его все еще интересовал язык символов. Иногда он делал переводы с тибетского, мечтая, что когда-нибудь сможет услышать живую речь народа Снежной Страны.

— Сима, а где та бусина, помнишь, которую Алешка нашел в шкафу? — Саша улегся на бок, ласково убирая пряди волос, упавшие на лицо любимой.

— У него в игрушках. Он взял у меня кожаный шнурок, надел на него бусину, поносил дня два и положил ее в яйцо от киндерсюрприза.

— Надо же… а мы так и не разобрались, к какому духу-покровителю этот амулет относится. Два белых круга — это две луны, извилистая черта между ними вполне может сойти за лунную дорожку.

— Нет, лунная дорожка прямая. А две луны почему?

—

Одна — отражение. Помнишь, я тебе говорил, что на «дзи» бывают рисунки в виде глаз, лун, волн, ромбов? Извилистая линия может быть и волной. Возможно, луна отражается в воде… Думается мне, что эти изображения имеют отношение к какой-нибудь богине Луны.

— Или воды, тогда уж.

— Мда… Слушай, — Саша оживился, — как тебя Алешка в детстве называл? Симава? Так?

— Так.

— А помнишь, как Алешка произносил слово «лыжи»?

— Помню — «выжи»… Постой-ка, — осенило Симу, — так его «симава» может на самом деле звучать как «симала»!

Саша торжественно заключил:

— А ты и есть тот самый дух-хранитель, связанный с этим амулетом — Дух Симы!

Сима захихикала, уткнувшись в плечо мужа. Потом поднялась, распростерла руки и закачалась, изображая дух.

Лунная дорожка перебралась со стены на кровать и осветила тонкую фигурку. Саша залюбовался.

— Что? — Сима не поняла его взгляда.

— Ты сейчас как призрак — вся белая и даже почти прозрачная…

— Ой, не вспоминай, а то явится, давно не виделись!

— Хорошо, не буду, и давай спать. Ты отгул возьмешь. А мне на работу!

Сима уютно пристроилась рядом и тихонько спросила:

— А я позвоню Арману, ладно?.. Спрошу, только спрошу, обещаю — никаких встреч…

— Звони.

— Саш, ты ревнуешь? — Симе почудились нотки обиды.

— Не знаю… давай спать.

— Не ревнуй. Я позвоню, как-нибудь вечером, когда ты придешь. Соберем головоломку.

— Только бы голову не сломать, — погружаясь в сон, прошептал Саша.

Арман вошел в свой дом темнее ночи. Жена встретила его ласковым взглядом, прижалась, обняв, но он не мог ответить ей тем же, только холодно поцеловал, поинтересовался здоровьем и ушел к себе.

Всю обратную дорогу Арман думал о Симе, об Алешке. Тот мышастый карабаир, на котором не больше десяти минут катался сын, стал для Армана самым ценным жеребцом. Перед глазами так и стояло счастливое лицо мальчика, в ушах звучал его веселый смех и взволнованный голос Симы: «Прощай, прощай…»

Чувство безысходности снова толкнуло Армана в сомнительные объятия старых подружек. Нежность к Симе, так и оставшаяся в его сердце невостребованной, вылилась в безудержную страсть мужчины, который никак не мог насытиться женским телом, даже не замечая, насколько оно красиво или податливо. Выплеснув все силы, но не получив чувственного наслаждения, Арман провалился в долгий сон, не отдавая себе отчета, сколько дней провел он в загуле, что творится за пределами его собственного мира, там, где время бежит, не останавливаясь, чтобы подождать кого-то отставшего, или застывшего в одном из его мгновений.