Бист Вилах. История одного Историка. Часть III: Наместник
Шрифт:
С этими словами он яростно завопил и бросился на Дариора. И тут произошло нечто странное. Дариор неплохо умел фехтовать благодаря урокам в гимназии и опыту войны. Но одно дело – сабля или рапира, а совсем другое – тяжёлый средневековый меч. Не стыдно признаться, что историк заметно растерял навыки фехтования за отсутствием практики и вряд ли сейчас мог бы показать нечто достойное. К тому же что можно сделать, когда на тебя несётся здоровенный детина с не менее здоровенным топором?
Он приготовился к смерти. Но тут его тело словно проснулось и начало жить
Дариор стоял совершенно растерянный. Он не понимал, что именно произошло, но точно знал одно: стражника он не убивал! Тело само, без приказа мозга, сотворило убийство! Возможно ли это? С логической точки зрения – нет. Но кто сказал, что в этом странном мире действуют законы логики?
А стражник тем временем издал булькающий звук и с грохотом рухнул на землю. Его глаза на мгновение полыхнули гневом, но тут же потухли. Душа вышла из тела.
И что самое ужасное, Дариор не испытал привычного отвращения перед очередным кровопролитием. Он не был убийцей. Даже на Великой войне. Он был вынужден убивать. Да, за последнее время приходилось совершать такие деяния, но лишь в крайнем случае. И он всегда казнил себя за те вынужденные убийства, что совершил. Они неизменно накладывали грязный отпечаток на его душу.
Однако теперь, перерезав горло человеку, он не испытал ровным счётом никаких эмоций. Да, он понимал, что совершил ужасное деяние, но не более того. Никакого покалывания в пальцах, ни тошноты, ни боли в груди. Ничего!
– Одним предателем меньше! – послышался за спиной у наместника ликующий голос, и, обернувшись, Дариор увидел Мишеля.
Начальник гарнизона выглядел измождённым и опечаленным. На его лице не появилось ни одного нового шрама, зато лезвие меча было сплошь залито кровью, а за спиной рыцаря тянулась обширная дорожка убитых повстанцев.
– Битва продолжается, мсье, врагов слишком много! – озабоченно молвил Мишель. – И эти разбойники… Ума не приложу, как им удалось обойти караулы! Нас застали врасплох! Мы в тяжёлом положении, сир!
– Должен быть выход! – закричал Дариор, входя в образ славного Галахада. – Мы не можем проиграть сейчас! Решается судьба замка!
– Да, верно: есть другой путь! Убить главаря, – Мишель показал мечом в ту сторону, где продолжалась яростная битва, больше напоминавшая месиво из кишок и мяса.
Снова взглянув на это побоище, Дариор не испытал ни страха, ни отвращения. Проследовав за взглядом Мишеля, он увидел в рядах повстанцев огромного верзилу. Тот размахивал эспадоном и призывал бунтовщиков к мужеству.
– Это Педро из Сарагосы, испанец. Если его прикончить – враги, скорее всего, сдадутся. Но это невозможно: его слишком сильно охраняют… – Он не успел договорить, потому что Дариор, выхватив меч, уже бежал в гущу битвы.
Историк посудил так: «Если мне суждено умереть в этом мире, то пусть смерть настигнет меня в бою». К тому же ему хотелось в очередной раз испытать свои новые боевые навыки.
Рено влетел в ряды сражавшихся, раскидал могучими ударами бросившихся на него врагов и, наконец, с уверенностью заключил, что все движения делает необдуманно, рефлексивно. Вероятно, настоящий рыцарь Дариор де Рено был непревзойдённым воином. Его тело настолько приспособилось к сражениям, что даже когда в нём обосновалась посторонняя душа, оно не утратило своих умений.
Заметив Педро, историк в ярости кинулся на него и мощным ударом выбил у того огромный меч. А дальше всё было просто. Холодная сталь вонзилась в тело испанца – и тот, закатив глаза, рухнул на землю.
Битва сразу же прекратилась, словно по команде. Отовсюду послышались отчаянные вопли: «Педро! Он мёртв! Мы побеждены! Нас всех ждёт палач!» А вслед за ними над площадью разразились восторженные крики: «Педро мёртв! Мы проучили этих мерзавцев! Это победа, братья! Ура!»
– Ура! – радостно подхватил их крик Дариор.
Никогда ещё парижский историк не водил средневековых бойцов в атаку. И, если говорить откровенно, такая роль ему понравилась.
– Чёрт возьми! – вдруг послышалось у наместника за спиной, и он отскочил в сторону. Позади стоял Керье.
– Сержант? – выдохнул Дариор. – Я же приказал тебе охранять мой дом.
– Я пришёл один, мсье, а там оставил солдат. Позволю себе заметить, сир…
Дальше Дариор не слушал, ибо всё его внимание привлекла жалкая кучка сжавшихся людей, окружённых стражей. Это были пленные мятежники. Среди них имелись и горожане, и спустившиеся с гор разбойники.
Тут из колонны копейщиков, которая только-только подоспела из северных казарм, отделился уже знакомый Дариору шевалье. Как его? Винсент… де Бурж, кажется.
– Доброе утро, сир, – дружелюбно молвил тот, подойдя ближе.
– Очень, чёрт побери, доброе! – недружелюбно ответил Дариор. – Это не утро. Это полотно «Битва при Ангиаре». Леонардо был бы доволен.
Как и следовало ожидать, на лице рыцаря появилось то самое удивлённо-блуждающее выражение – точно такое же, что появлялось ранее и на физиономии Лафоса.
– Сир?
– Что вам от меня нужно, Винсент? – спросил Дариор гораздо строже, чем требовалось.
Рыцарь удивлённо отступил назад, явно не понимая, чем вызвал гнев наместника.
Безусловно, Дариор никогда не повёл бы себя так непристойно в современном обществе. Но сейчас историку было наплевать. И это не современное общество! Какое ему дело до переживаний каких-то рыцарей, живших в средние века и умерших ещё до его рождения? Да пусть они провалятся ко всем чертям!
– Сир, – довольно робко обратился Винсент де Бурж, – какие распоряжения будут относительно пленных? Нами захвачено двадцать четыре горожанина из числа зачинщиков и шестнадцать оставшихся в живых разбойников. Остальные бунтовщики разогнаны и забились в щели, как крысы!