Шрифт:
Глава 1, в которой историк возвращается на родину
Со странным чувством Дариор возвращался на родину. Горечь и страх былых воспоминаний отчаянно боролись в его душе с любопытством и жалким отблеском забытого патриотизма. Россия! Великая страна, непобедимая держава, незыблемый страж, зорко следящий за Европой и Азией, распутье между двумя мирами! И вот теперь этот край лежал в опустошении и руинах. В груди грозного исполина зияла ужасная рана, беспрестанно сочившаяся кровью. Рана безмерно ослабляла его, пытала, жестоко мучила, но не давала умереть. Непобедимая Русь была пожрана сама собою. Некогда величайшая
Империя представляла собой гигантский неприступный замок, грозную твердыню, не покорённую ни одним врагом. Века сменялись веками, жестокие армии безбрежным потоком лились вдоль её стен, но защитники, не дрогнув, отбивали любой, даже самый безжалостный приступ. Годами замок встречал нашествия противников со всех уголков Европы и Азии, но так и не покорился никому из них. Напротив, он гордо и непреклонно расширял свои владения, повергая в панику ненасытных недругов. Россия непобедима, Россия неприступна, Россия несгибаема. Россия смело глядела в будущее. Но вот однажды фундамент замка дал маленькую трещину. Она была так мала и ничтожна, что комендант не уделил ей даже капли внимания. Но прошло время – и трещина стремительно поползла, испещряя фундамент замка, словно ненасытный паук. С годами начали падать стены и башни, рассыпались в прах пограничные заставы и барбаканы, величавые флаги безвольно опустились, а гарнизон запаниковал и взбунтовался. Не покорённый никем замок безжалостно пожрал сам себя. Гниль революции распространилась повсюду, отравив каждый уголок, каждую тропинку и каждое дерево. И вот великая страна пала, а на её месте поднялось государство, которое и государством-то, по сути, нельзя назвать. Примерно так размышлял историк.
Глядя в окно из стремительного движущегося поезда, Дариор видел те же знакомые заснеженные леса, овраги и буреломы, но не испытывал ожидаемого трепета. Он знал: всё это уже другое. Не было ни лесов, ни оврагов, ни буреломов, была лишь непонятная враждебная субстанция, которая, будто гигантский тарантул, окутывала всё вокруг своим смертельным ядом. Эти знакомые небеса, этот памятный снег, даже этот чистый воздух, казалось, были порабощены. И вот, где-то далеко-далеко, в глубине белоснежного леса, прожорливо пыхтел одинокий поезд, в котором ехали трое спасителей.
Путешествие до Варшавы прошло без особых приключений. Всю дорогу в Берлин сыщики мирно проспали в своём купе, а уже из Германии отправились в Польшу. В Варшаве повсюду шествовали колонны людей с плакатами, кое-где шумели митинги. В этой суматохе у растерявшихся французов едва не украли багаж. Слава богу, вовремя подоспели местные стражи правопорядка. Но случилось нечто куда более страшное: поездные воры стибрили у Дариора кошель почти со всеми российскими деньгами, которые дал историку Мещанов. Остались только французские франки, да пара уцелевших червонцев.
Сперва путники погуляли по улицам города. Плотно поужинали в привокзальном ресторане, а потом прошли на посадку в экспресс до Москвы. Экспресс отправлялся ровно в 21:00. Прибывал на Белорусско-Балтийский вокзал через день, но уже после полуночи. Выходит, что новогоднюю ночь они проведут в вагоне. Дариор ещё ни разу не встречал Новый год в поезде. Однако это обстоятельство ничуть не огорчало его. После всех французских треволнений, оказавшись за границей, вдали от опасностей и неприятностей, троица заперлась в купе, развалилась
Купе попалось превосходное – Мещанов не экономил на комфорте. Справа располагались две мягкие полки, у стола удобное кресло, превращающееся в еще одно спальное место, а сам небольшой стол мерцал в полумраке ручной резьбой и росписью. Всё было отделано бронзой и бархатом. Мало того – в купе имелась туалетная комната с умывальником и душем! Одним словом, более комфортного купе Дариор ещё не встречал. Мортен и Банвиль на все лады расхваливали российскую железную дорогу.
– А у нас в Париже ещё говорят, будто в России передвигаются только на санях и медведях! – с довольной физиономией разглагольствовал Мортен, аппетитно уплетая взятые в вагоне-ресторане бублики.
– Да-да, – подтвердил Банвиль, – помню статейку из «Ревю паризьен», где карикатурно изобразили, как ваш тучный мужик в шубе скакал на запряжённом медведе по заснеженному полю.
Комиссар выплюнул бублик и весело расхохотался.
– Помню эту статью! У нас все гадали: как он сумел его запрячь? В итоге решили, что медведи у вас ручные, как у нас собаки.
Дариор скептически пожал плечами.
– Рано радуетесь, господа французы! Уверен: вы насмотритесь ещё и на мужиков, и на медведей.
Мортен в это время уже снова набил рот полюбившимися бубликами, поэтому ответил Банвиль:
– Где? В Москве?
Дариор вновь пожал плечами.
– Я уже несколько лет не был в России и не знаю, чего от неё ожидать.
Мимо за окном стремительно пролетали бесконечные лабиринты лесов и полей, изредка сменявшиеся заледенелыми реками и озёрами. Французы только хлопали глазами, завороженно глядя на эту снежную красоту.
– Как вы живёте в этом ледовом царстве? – изумлённо говорил Мортен. – У вас вообще бывает лето?
– Конечно же, бывает! – улыбнулся Дариор. – Иной раз даже теплее вашего.
– Ну, в это я никогда не поверю, – покачал головой Мортен, глядя на обледеневшие сосны. Вскоре комиссар и вовсе прилип к пейзажу за стеклом и лишь иногда отвлекался, принимаясь за сдобу с изюмом.
Надо сказать, что ел Мортен много, весьма много. Ещё при посадке он, несмотря на протесты Дариора, заглянул в вагон-ресторан и раздобыл там корзину, доверху набитую бубликами, пирожками и булками, и теперь уплетал их за обе щеки, даже не думая ни с кем делиться. Как только проснулся, комиссар решил снова идти в вагон-ресторан, дабы, как он выразился, «пополнить запасы провизии». Дариору с Банвилем стоило большого труда отговорить его от этой затеи. Не то чтобы историк и лейтенант совсем не хотели есть – напротив, оба были очень голодны, – однако они помнили наказ Мещанова и лишний раз старались не высовываться из вагона. Никакой слежки Дариор, правда, так и не заметил, но лезть на рожон явно не стоило. Поэтому всю дорогу путники безвылазно сидели в купе.
Мортен, надо сказать, совсем извёлся от этого обстоятельства и постоянно норовил выбраться за дверь. В конце концов, Дариор пообещал ему, что они присоединятся к праздничному пиршеству в вагоне-ресторане непосредственно перед Новым годом. Но ни минутой раньше. Часы показывали 8:20 вечера – вот-вот должен был явиться долгожданный агент с дальнейшими инструкциями. Поэтому отлучаться из вагона пока не следовало.
– Поезд уже дважды останавливался, – обеспокоенно заметил Банвиль, – но агент не появился. Вдруг что-то пошло не так и нас никто не встретит?