Бист Вилах. Красный город
Шрифт:
Внезапно поезд начал плавно сбавлять ход. Пассажиры явно заметили это и принялись озираться. Через некоторое время в вагоне появился проводник.
– Не извольте беспокоиться, господа. Это техническая заминка. Поезд остановится не более чем на десять минут, а затем продолжит путь.
Пассажиры постепенно угомонились, и вплоть до остановки пребывали в таком же умиротворённом спокойствии. Когда же тяжёлые колёса локомотива с грузным лязгом остановились, некоторые путники поспешили наружу, дабы вдохнуть воздуха и вновь узреть русскую зиму и русские просторы.
Дариор снова поискал глазами Банвиля,
Дариор яростно облачился в дорогую бобровую шубу (подарок Мещанова) и снова вышел из купе. Да уж, «не бросаться в глаза» оказалось непосильной задачей! Магистр ждал, что путники будут вести себя тихо, а они бродят по вагонам, словно неприкаянные души. Судя по всему, непоседливые французы уже выбрались из поезда на станцию. Смирившись с этой мыслью, Дариор быстрым шагом преодолел коридор и вышел в зимнюю стужу.
Стоило ему оказаться на станции, как всё тело сковал лютый мороз. Что и говорить: годы жизни во Франции дали свои результаты. Коренному русскому обывателю эта стынь не показалась бы чрезмерно суровой. Однако Дариор едва ли мог вздохнуть при такой температуре воздуха. Сперва он даже устыдился своей слабости, но затем решил мыслить рационально. «Не стоит отчаиваться, – рассудил он. – Привыкнуть можно ко всему. Главное – практика, практика и ещё раз практика!»
Осторожно, шаг за шагом, изнежившийся русский парижанин робко ступил на знакомую землю. Вот она, Русь – такая близкая и такая незнакомая! Как она встретит старого друга? Не сочтёт ли педантом? Наверняка те же чувства ощущал Чацкий, вернувшийся из долгих странствий. Или Дубровский, так стремительно прибывший в родной край…
– Поезд стоит не больше десяти минут, – зычно напомнил проводник, бесцеремонно рассеивая грёзы историка. – Прошу не опаздывать.
Заботливая луна искрилась в небе. Её голубоватое сияние пронизывающей пеленой охватывало землю, не давая ей погрузиться в полную тьму. Облака молча и с уважением обходили стороной могучее светило. Дариор возвёл очи к небу. Вот они – русские небеса, и эта русская луна, и этот знакомый русский снег, назойливо сыплющийся на голову. Как долго он ждал этого, как долго врал себе, говоря, что не тоскует по дому! Разве можно было отвернуться от всего этого?
– Господин Одоевский? – глухой голос вновь вырвал историка из омута мыслей.
Новоявленный иоаннит обернулся и внимательно взглянул на нарушителя спокойствия. Это был довольно высокий мужчина, заросший чёрной бородой, в тёплом, поношенном пальто. Его волосы, выбивавшиеся из-под меховой шапки, стремительно развевались на ветру. Губы сильно обветрились, что свидетельствовало о долгом нахождении на морозе. Можно было бы принять этого незнакомца за образец исконно русского жителя, если бы не чрезмерно умудрённое выражение лица. Казалось, что за кожаной оболочкой
– Nein! Ich bin Herr Krause, Ingenieur. Was wollen Sie?, – настороженно отозвался Дариор, бездарно имитируя берлинский акцент. Что-то явно не понравилось ему в этом незнакомце. Быть может, излишние позывы предусмотрительности? Но откуда тогда этому умнику известно его имя? Для всех должен существовать инженер Гер Краузе, но никак не госпитальер Алексей Одоевский.
– Не волнуйтесь, Алексей Михайлович, – продолжал незнакомец, – разрешите представиться: Тимофей Стережецкий. Я адъютант при капитане Унглике. Рад встрече.
Вот и загадка умного лица разъяснилась! Незнакомец тем временем дружелюбно кивнул и даже протянул руку. Дариор вяло пожал её. Кто такой капитан Унглик? Он решительно не знал, как действовать дальше.
– Очень приятно, – пробормотал историк, от волнения по-русски – но, должно быть, это какая-то ошибка. Я не этот ваш… как его… Алексей Одоевский, я…
– Оставьте конспирацию, друг мой! – улыбнулся Стережецкий. – Я агент его превосходительства Михаила Ивановича Мещанова. Я прибыл к вам с дальнейшими инструкциями. Неужели вас не предупредили?… «Верблюд!»
Дариор замер. Его пробил такой холод, с которым русской стуже никак не сравниться. Агент Мещанова? Но кто же тогда та девушка?..
Историк невольно оглядел безлюдную станцию. Пассажиры уже вернулись в поезд и заняли места в вагоне-ресторане. Кажется, локомотив тронется в ближайшее время. Теперь Дариор остался наедине с таинственным адъютантом посреди глухого забытого края. Оставалось решить, кто соврал: Настаси, не сказавшая пароль, или Стережецкий? Дариору всей душой хотелось верить, что последний. Но откуда тогда он знает их дегенеративный пароль? К тому же, агент-мужчина укладывался в понимании гораздо лучше, чем агент-женщина. Тем не менее, историк решил не показывать своей растерянности.
– Ах да, припоминаю, – словно бы спохватился он. – Извините. Это моя вечная осторожность… «Зебра»!
– И правильно, – благодушно кивнул адъютант. – Лучше переусердствовать с осторожностью, чем злоупотребить беспечностью. Да-да, помяните моё слово.
Он вновь широко улыбнулся и спросил:
– Может быть, приступим к делу? Пройдёмте.
– В вагон?
– Нет, – Стережецкий строго качнул головой. – Информация секретная. Я не хочу, чтобы она стала достоянием многих ушей. Отойдём в лес. Тут есть небольшая прогалина – там и поговорим.
Дариор удивился:
– Но поезд…
– Успеете, – перебил адъютант. – Я не займу у вас много времени.
Он кивнул на узкую заснеженную тропинку, ведущую в лес. Дариору не хотелось оставлять подозрительного типа у себя за спиной, однако иного выхода не было. Историк ступил на тропу и вскоре добрался до небольшой полянки. Поезд скрылся за деревьями, и теперь лишь звучно раздавалось его сердитое шипение.
Дариор нервно огляделся. С поляны выхода не было, если не считать той тропинки, ведущей на станцию. Но и её уже оккупировал адъютант, встав прямо перед историком. Всё это очень напоминало западню. И если это агент Мещанова, то почему он появился не в людном городе, как Анастасия Николаевна, а вылез из каких-то дремучих сугробов? Излишняя осторожность? Вряд ли.