Битая ставка
Шрифт:
Марфа Степановна вошла со двора с двумя кувшинами молока. Один поставила на стол для капитана и Ольги, а с другим ушла в соседнюю комнату. Ольга налила молока в бутылку с широким горлышком и начала поить из нее «комбата».
Вернулась Марфа.
— Можно забрать кувшинчики?
— Да, возьмите. Спасибо, Марфа Степановна, прекрасное молоко.
— Горьковатое. Полыни много у нас...
Перебрасываясь ничего не значащими словами, они думали совсем о другом: как-то все обернется этой ночью...
—
Коробов облегченно вздохнул. Мысленно он уже тысячу раз отрепетировал предстоящее, и пока что все этому благоприятствовало. Уходя из дома, «заготовители» иногда вешали на свою дверь какой-то замысловатый замок, а вот, находясь в комнате, не запирались — не было там, даже маломальской задвижки. «Комбат» это знал. А вдруг в последнее время они что-нибудь придумали? Но Марфа Степановна успокоила — нет запора.
За стеной возня, «заготовители» укладывались на покой.
Со двора вернулась Марфа.
— Так что же, спать будем, Оля?
— Да, пора, тетя Марфа. Видели, какое роскошное ложе соорудили мне пушкари под хатой? Только я подушку возьму, ладно? А ночью да перед утром я вас побеспокою своим приходом.
...Станица погрузилась в сон. Лишь изредка слышались шаги часовых да негромкие окрики: «Стой, кто идет?»— видимо, сменялись посты.
Марфа Степановна спала. А Коробов, низко прикрутив фитиль лампы, лежал без сна.
Не спалось и Ольге. Лежала, чувствуя через подушку выпирающий магазин автомата, ворочалась с боку на бок.
Конечно, все подробно обговорено, все прорепетировано до деталей и здесь, с «раненым», и в доме напротив, но все-таки...
Как медленно тянется время! Трофейные со светящимся циферблатом часы, подарок капитана Чаянова, показывали полночь. Ольга забылась недолгим сном. Открыв глаза, она скорее почувствовала, чем увидела около себя знакомую фигуру старшины Базарбаева, которого называли Сергеем Сергеевичем. Имя у него было трудно запоминающееся — Серикпай.
Базарбаев тронул Ольгу за плечо, и она поднялась со своей лежанки. Набросила на себя плащ-палатку, извлекла из-под подушки автомат, спрятала его под полой. До «грозы» еще десять минут. Войдя в комнату, она приблизилась к койке «раненого» и почувствовала его одобряющее рукопожатие. Коробов положил руку Ольги рядом: через одеяло она нащупала автомат. Все в порядке: этот автомат вечером лежал под кроватью в медицинском ящике вместе с ватой и бинтами.
Марфа Степановна без слов наблюдала за всем происходящим. Когда ходики на стене показали без пяти минут час, она поднялась и вышла во двор.
Постояльцы спали. Кто-то из них выводил такие рулады, что было непонятно, как с этим храпуном мирились другие. Все они, как об этом стало известно позже, в ходе следствия, намеревались подняться перед рассветом — их должен был разбудить «старшина» Ситько. Уходя, они собирались оставить о себе память — на рассвете прикончить медсестру, раненого, Марфу Кононову. Но «гроза» началась раньше. Как только стрелка часов показала час, Ольга подала сигнал всем, кто стоял наготове за пределами дома, в том числе и группе, на которую возлагалась задача осветить все вокруг дома и комнату, где спали диверсанты.
Мигнув дважды прикрученным фитилем лампы, стоявшей на столе против окна, она взяла автомат и следом за Коробовым вошла в комнату спящих. Сразу шагнула к окну и сорвала с него плащ-палатку. В стекло ударил яркий свет автомобильных фар и осветил всю комнату. Коробов ребром ладони ударил не успевшего вскочить Посла по шее ниже уха. Тот притих. Но Ситько успел, сообразив в чем дело, и, не поднимаясь, выстрелить в направлении окна, где стояла Ольга. Ослепленный светом фар, он бил наугад, зато Ольга ответила ему точной короткой очередью.
Диверсанты, лежавшие на полу, подняться не успели. Старшина Базарбаев был у их ног, а два красноармейца, вбежавшие в комнату вместе с младшим лейтенантом Бодыковым, парашютными стропами уже скручивали их. И вдруг один из них прекратил сопротивление, обмяк, вытянулся.
— Ампула!— крикнула Ольга.
Бодыков рванул ему воротник гимнастерки, но было уже поздно.
Итак, операция, тщательно готовившаяся в течение нескольких недель, завершилась в несколько мгновений. Только пистолетный выстрел да короткая очередь из автомата и могли нарушить покой станичников, спавших в ближайших домах.
Приведя в чувство Валькова, его повели к машине вместе с напарником. На другую погрузили два трупа, имущество и оружие диверсантов.
Коробов поблагодарил Марфу Степановну за помощь и поднялся на подножку полуторки. К другой машине шла Ольга. От усталости и напряжения ее мутило. Перед глазами все маячила растрепанная, поднявшаяся с подушки голова «старшины» Ситько, и гремела в ушах короткая очередь, которую послал в эту голову ее автомат.
„Вы узнаете итого человека ?“
Рано утром в штабе Васина все были на ногах.
— Ну, товарищ Коробов, здоров уже? Несмотря на «серьезнейшие» раны?— улыбался он.
— Так точно, товарищ майор, здоров! Жаль только гимнастерку испортили — рукав оторвали.
— Рукав — не рука. Ради такого дела, сябры, не жаль и всю гимнастерку израсходовать. Думаю, интенданты спишут.
Михайлов с Коробовым переглянулись. Давно уже майор не величал их сябрами, своим любимым белорусским словцом. Все эти дни, особенно последние, он был предельно собран и официален в обращении с подчиненными.