Битва двух империй. 1805–1812

Соколов Олег Валерьевич

Офицер Изюмского гусарского полка Мартенс вспоминал: «Великий князь ввел во все гусарские полки копья. Для легкой кавалерии копье составляет бесспорно превосходное оружие, но для того, чтобы владеть им целесообразно, требуется большой навык и должная практика. Ввести же это оружие за два месяца до начала похода было величайшей бессмыслицей; копье в руках человека, не умеющего им владеть, составляет только помеху. Поэтому гусары, ловко действовавшие саблею, были в высшей степени недовольны копьями и в самом начале похода переломали и выбросили их». [34]

[34]

 Мартенс. Из записок старого офицера // Р. С., 1902, № 1, с. 106.

Теперь несколько слов о Гвардии. Необходимо отметить, что в области комплектования

Гвардии в России обратились к французскому образцу. До этого русская гвардия формировалась, прежде всего, лучшими рекрутами. Но так как во Франции в Старую гвардию отбирали лучших солдат, военный министр принял решение о том, что и российская гвардия должна состоять не только из хороших рекрутов, но и из заслуженных воинов, выбранных из других полков. В 1811 г. по всей армии был направлен циркуляр, согласно которому «дивизионные командиры обязаны на укомплектование гвардейских пеших полков выбирать с каждого гренадерского пехотного и егерского полка по 4 гренадера и по 2 стрелка» [35] .

[35]

 Отечественная война 1812 года. Материалы ВУА…, т. 4, с. 284.

Впрочем, состав, вооружение, обмундирование и степень обученности российской императорской гвардии и без того были безупречными. Офицер-ординарец французского императора Альбер де Ватвиль, посетивший Петербург в 1810 г. с целью передачи дипломатических депеш, докладывал Наполеону 16 июня того же года о параде, на который он был приглашен в свите французского посла: «Выправка войск и точность, с которой они маневрировали, были настолько безупречными, что я не мог даже вообразить подобного. Все эволюции выполнялись по уставам, близким к французским. Русский полк может маневрировать вместе с французским, при условии, что его командир будет знать французский язык… Конная артиллерия, мундир которой изменился за два дня и стал теперь подобен униформе французских конных егерей, действовала на плацу с удивительной скоростью и слаженностью» [36] .

[36]

 AF IV 1699/1. Rapport d’Albert de Watteville, 16 juin 1810.

Давно было известно, что во Франции военное инженерное дело поставлено на самом высоком уровне. Неслучайно поэтому для изучения французского инженерного опыта во Францию был направлен военный инженер Майоров, в задачу которого входило осмотреть крепости на севере Франции и территории бывшей Голландии. Французские военные и гражданские власти с удовольствием показывали русскому офицеру достижения в области технической мысли. Так что Майоров в письме канцлеру Румянцеву написал: «Я считаю себя обязанным поблагодарить за щедрое и открытое поведение по отношению ко мне министра внутренних дел, который почтил меня своей дружбой и осыпал знаками внимания» [37] . Результатом поездки Майорова были его предложения по модернизации русских крепостей.

[37]

 Отечественная война 1812 года. Материалы ВУА…, т. 2, с. 194.

Офицерский корпус российской армии в 1812 г. не претерпел значительных изменений по сравнению с первыми годами XIX века. Он сохранял характерные черты любого офицерского корпуса традиционных монархических стран. 89 % командного состава были дворянами, [38] что, например, почти соответствует проценту дворян в офицерском корпусе дореволюционной Франции (в эпоху Людовика XVI дворяне составляли около 80 % офицерского состава). В российской армии офицером принципиально мог стать солдат крестьянского происхождения, для этого он должен был прослужить в унтер-офицерском звании не менее 12 лет. Для солдатских детей и выходцев из духовенства этот срок снижался до 8 лет. [39] Впрочем, как видно из предыдущей цифры, офицеров — выходцев из простолюдинов было немного, и они совершенно не определяли дух офицерского корпуса.

[38]

 Целорунго Д. Капитан N, портрет русского офицера 1812 г. // Родина, 1992, № 6–7.

[39]

 Целорунго Д. О бедном гусаре замолвите слово… // Родина, 8/2002, с. 31.

Однако

представлять себе российских офицеров как богатых дворянских сибаритов, ведущих разгульную жизнь и ведрами заказывающих шампанское в дорогих заведениях, как это часто делается в вульгарной литературе и кинематографе, было бы явно неправильно. Современные исследователи показали, что большая часть российского офицерского корпуса жила на скудное жалованье: 77 % офицерского корпуса «не были владельцами или наследниками крепостных и недвижимости. Офицеров-помещиков было всего 3,8 %» [40] . Что же касается жалованья, оно поистине удивляет своей мизерностью. Жалованье офицеров армейской пехоты было следующим:

[40]

 Там же.

прапорщик — 125 руб. ассигнациями в год,

подпоручик — 142,

поручик — 166,

штабс-капитан — 192,

капитан — 200,

майор — 217,

подполковник — 250,

полковник — 334.

Правда, доходы офицеров, получаемые от государства, не ограничивались жалованьем. Офицеры получали также так называемые «столовые деньги» (в зависимости от должности) и квартирные (в зависимости от чина и семейного положения). Однако дополнительные выплаты составляли не более 1/3 жалованья.

Если учитывать, что рубль ассигнациями в описываемую эпоху почти точно равнялся французскому франку, можно легко сравнить служебные доходы французских и русских офицеров. Вот таблица жалованья французских офицеров линейных полков (не учитывая доплаты):

суб-лейтенант (соответствует подпоручику) — 1000 франков в год,

лейтенант (поручик) — 1200,

капитан — 2400,

командир батальона (по-русски — майор) — 3600,

полковник — 5000.

Таким образом, получается, что французские офицеры получали примерно в десять раз большее вознаграждение, чем русские! Конечно, цены в русской провинции, где стояли армейские полки, были не такими высокими, как цены в Петербурге или Париже, но тем не менее, очевидно, что армейским офицерам приходилось влачить поистине нищенское существование.

Очень сложно провести соответствие между покупательной способностью денег той эпохи и нашего времени. Можно только привести некоторые цены в указанный период, которые могут дать понятие о ценности тогдашних денег. Так, например, в неизданной части дневника Дмитрия Михайловича Волконского за февраль 1810 г. записано, что повсюду дороговизна: «в трактирах на одну персону кушание без водки и вина — 2 1/2 рубля (ассигнациями), на сутки два покоя малые — 2 1/2 рубля (ассигнациями)» [41] . Тот же автор указывает, что четверть овса (209 л) стоит от 1 1/4 до 1 1/2 рубля ассигнациями. Поездка же на извозчике — не дешевле 30 копеек. Из изданной части дневника Д. М. Волконского мы можем также узнать, что в мае 1812 г. поденщики настолько подняли расценки, что требуют по «1 руб. 10 коп. в день» [42] . Таким образом, даже поденный рабочий в Москве мог зарабатывать раза в два больше, чем младший офицер. Последнему же, получавшему в месяц жалованье 12 рублей, было сложно гульнуть в трактире или кататься на извозчике.

[41]

 Рукописный отдел РНБ, Фонд 775 № 4860. Волконский Д. М. Дневник. 1801–1832.

[42]

 Волконский Д. М. Дневник. 1812–1814. // 1812 год… Военный дневники, М., 1990, с. 132.

Кроме всего прочего, офицер должен был экипироваться на свои деньги, а стоимость полного обмундирования составляла не менее 200 рублей, то есть равнялась годовому жалованью капитана!

Даже свитский офицер H. Н. Муравьев вспоминает, что ему не хватало денег на самое необходимое: «Мундиры мои, эполеты, приборы были весьма бедны; когда я еще на своей квартире жил, мало в комнате топили; кушанье мое вместе со слугою стоило 25 копеек в сутки; щи хлебал деревянною ложкою, чаю не было, мебель была старая и поломанная, шинель служила покрывалом и халатом, а часто заменяла и дрова. Так жить, конечно, было грустно, но тут я впервые научился умерять себя и переносить нужду» [43] .

[43]

 Муравьев H. Н. Записки // Цит. по: Ивченко Л. Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года.