Битва двух империй. 1805–1812
Шрифт:
Не страх перед наказанием был главной мотивацией отваги. Жажда славы, почестей, желание подняться по ступеням военной иерархии и, наконец, просто упоение борьбой ради борьбы пронизывали всю армию Наполеона, вплоть до самой толщи солдатской массы. Капитан Дебёф рассказывает в своих бесхитростных и удивительно точных мемуарах о чувствах, которые он, будучи молодым солдатом Наполеона, испытывал в первом бою: «…Войска, в нетерпении сразиться с врагом, ринулись по мосту. Затрещала ружейная пальба, и я ускорил шаг, гордый тем, что я ступил на австрийскую землю, и еще более тем, что я шел в охране знамени. Это было великолепное зрелище — мой первый бой…» [50] Прошло немного времени, и новичок стал закаленным воином, без оглядки идущим на врага: «В тот же миг мы устремились вперед. Я сжал в руках ружье и ускорил шаг в нетерпении доказать, что я достоин быть французом» [51] .
[50]
Desboeufs Ch. Souvenirs du capitaine Desboeufs. P., 1901, p. 55.
[51]
Ibid, p. 71.
«Какой это был прекрасный бой! — записал 18 октября 1806 года в своем дневнике другой солдат. — Мы не очень-то много видели, ибо дым заволакивал нас со всех сторон. Но как опьяняет весь этот грохот. Тебе хочется кричать, скусывать патроны и драться. При всполохах огня, вылетающего из жерл орудий, в красных клубах пушечного дыма, были видны силуэты канониров на своем посту, похожих на театр китайских теней. Это было восхитительно!» [52]
Как видно из последнего отрывка, бесстрашие перед лицом опасности перешло в наполеоновской армии в нечто большее — жажду опасностей. Грохот канонады вызывал у основной массы солдат и офицеров не страх, а страстное желание сразиться с врагом, добиться новых отличий, совершить подвиги. Вот что капитан Фантен дез Одоар занес в свою тетрадь 4 декабря 1808 года, когда после сравнительно продолжительной мирной передышки (больше года!) его полк на марше в Испании услышал впереди гул орудий: «После Фридланда мы не слышали этого величественного голоса битв. Его первые раскаты, звучавшие подобно раскатам отдаленного грома и отраженные тысячекратным эхом в горных долинах, по которым шли наши колонны, заставил нас восторженно затрепетать от наших воспоминаний и наших надежд» [53] .
[52]
Ravy D. Journal d’un engag'e volontaire pendant les campagnes de 1805, 1806 et 1807 // Histoire d’un igiment. La 32 demi-brigade (1775–1890), p. 147.
[53]
Fantin des Odoards L.-F. Journal du g'en'eral Fantin des Odoards. Etapes d’un officier de la Grande Arm'ee, 1800–1830. P., 1895, p. 194–195.
Эти слова не были пустой бравадой. Едва только эти люди оказывались в бою, они рвались в самое пекло. Их отвага носила на себе отпечаток живости национального характера французов, она была дерзкой, напористой и лучше раскрывалась в атаке, чем в обороне. Вот только часть списка представленных к награждению после сражения под Ауэрдштедтом солдат 25-го линейного полка:
«…Монтрай Жан, сержант, первым ворвался на вражескую батарею и захватил у канониров знамя артиллерии.
Тренкар Пьер, гренадер, захватил вражескую пушку, после того как убил одного канонира, а остальных взял в плен.
Бертолон Жозеф, вольтижер, во время всей битвы дрался с вражескими кавалеристами, уничтожил многих из них и с жаром преследовал неприятеля.
Видаль Мишель, фузилер, первым устремился во вражеские ряды…» [54]
А ведь это всего лишь один из многих полков, мужественно сражавшихся в этой битве!
«Эти французские солдаты, — писал в 1806 году прусский офицер, — они такие маленькие и слабые, один из наших немцев побил бы их четверых, если бы речь шла только о физической силе, но под огнем они превращаются в сверхъестественных существ» [55] .
[54]
Soldats d’Iena et d’Auerstaedt // Carnet de la Sabretache. 166, oct. 1906, p. 612.
[55]
Roguet F. M'emoires militaires du lieutenant-g'en'eral comte Roguet, colonel en second des grenadiers a pied de la Vieille Garde. P., 1862–1865, t. 3, p. 226.
Во время испанской кампании в 1811 году при штурме Сагунта, неприступной крепости на скалах, французские штурмовые колонны устремились на приступ через узкую, едва проходимую брешь под ураганным огнем обороняющихся: «Обломки крепостной стены осыпались под ногами наших солдат, и, поднявшись к бреши, они увидели перед собой неразбитую стену. Чтобы подняться до пролома, нужно было подтягиваться на руках, а позади него стояли испанцы, которые встретили наших солдат жестоким огнем в упор. Но отвага штурмовой колонны была такова, что офицерам, которые вели ее на приступ, пришлось затратить немалые усилия, чтобы остановить ставший безнадежным штурм и отвести назад людей… Здесь полегло 400 человек, среди которых было много достойных офицеров» [56] .
[56]
Gonneville A.-0. de. Souvenirs militaires. P., 1875, p. 203.
Офицеры французской армии, близкие к солдатской массе, тем не менее, не опускались до нее, а стремились поднять ее до своего уровня. Конечно, командовать французскими солдатами было не всегда просто. Офицеру недостаточно было лишь появиться в эполетах перед фронтом, чтобы его признали за командира. Он должен был быть лидером — быть сильнее духом, отважнее, умнее, щедрее, чем его подчиненные. Вот, например, что писал старый солдат в бесхитростном послании своему бывшему командиру части, генералу Друо: «…Я считаю, что самое главное, чтобы командир заслужил любовь солдат, потому что, если полковника не любят, не очень-то захотят погибать за него… Под Ваграмом в Австрии, где так отчаянно дрались и где наш полк сделал все, что мог, как Вы считаете, сражались бы так наши гвардейские артиллеристы, если бы они Вас не любили? …К тому же Вы говорите с солдатами так, как если бы они были Вам ровней. Есть офицеры, которые разговаривают с солдатами, как если бы они были солдатами, но, по-моему, это не стоит и ломаного гроша…» [57]
[57]
Цит. по: Girod de l’Ain J.-M.-F. Dix ans de souvenirs militaires de 1805 a 1815. P., 1873, p. 33–34.
Действительно, когда офицер отвечал этим критериям, преданность подчиненных, их готовность идти за ним куда угодно не знали границ. Полковник Шаморен, командир 26-го драгунского полка писал своей жене из Испании 1 января 1811 года: «Вчера мы закончили старый год тем, что разбили вражеский отряд, захватив у них немало пленных, и мой полк вел себя так, как всегда. Какие люди! Как они беззаветно сражаются, какое счастье командовать подобными солдатами» [58] .
«Разделите то, что у вас есть, с вашими солдатами, — советовал де Брак, — они поделятся с вами, и вы не останетесь в проигрыше. Вы увидите однажды, когда у вас не будет ничего, как старый солдат будет горд, будет счастлив отдать вам свой последний кусок хлеба, а если надо, то отдать за вас и свою жизнь» [59] .
[58]
Цит. по: Thoumas C.-A. Les Grands cavaliers de l’Empire. P., 1890–1892, t. 2, p. 331.
[59]
Brack F. de. Avant-postes de cavalerie l'egere. P., s. d., p. 66.
Солдаты, которые шли в огонь за такими командирами, как Друо, Шаморен или де Брак, подававшими пример бесстрашия и воспитывавшими в них культ чести, поистине презирали смерть. Вот что писал 1 августа 1815 г. лейтенант Жан Мартен, рассказывая о том, как во время боя при Шарлеруа ему пришлось пересечь колонну повозок с ранеными: «…Перепачканные кровью, лежащие в беспорядке один на другом, они были искалечены самым разным образом, и смерть уже читалась на многих лицах. Но именно эти люди, казалось, наименее заботились о своей судьбе, то, о чем они думали, был успех нашей армии. Забывая боль, они старались поднять наш дух. Они поднимали свои бледные лица над повозками и кричали: „Вперед, товарищи, не бойтесь! Все идет отлично. Еще немного, и враг побежит!“ Я видел тех из них, над которыми смерть уже простерла свои объятия, но они употребляли свой последний вздох, чтобы крикнуть: „Да здравствует Император! Дерьмо пруссакам!“ Другие размахивали своими окровавленными конечностями, грозя врагу и сожалея лишь о том, что они не могут мстить!» [60]
[60]
Martin J.-F. Souvenirs d’un ex-officier. P., 1867, p. 498.
Впрочем, эти солдаты, отличавшиеся напористой отвагой и высоким чувством чести, требовали строгого и справедливого командования. Когда ими руководили такие заботливые, но требовательные, а если надо, и беспощадные командиры, как, например, маршал Даву, французская армия соблюдала безупречную дисциплину. Но если командиры ослабляли бдительность, а иногда просто физически не могли проконтролировать своих солдат, последние легко превращались в мародеров, бесчинствовали и грабили мирное население.
Так, в Испании маршал Сульт, командовавший войсками в Андалузии, сам подавал дурной пример, «конфискуя» в свою пользу произведения искусства и сокровища испанских монастырей. Понятно, что и его солдаты вели себя нелучшим образом. Зато маршал Сюше, командовавший в Арагоне и Валенсии, заботился о своих войсках и одновременно требовал от них строжайшей дисциплины. Когда отряды Сюше и Сульта соединились для совместных действий, офицер из армии Юга записал: «Мы увидели несколько отрядов его (Сюше) войск, стоявших под Валенсией, и изумились их великолепной форме. По прекрасному состоянию их экипировки можно было подумать, что они только что прибыли из Франции. Они были здоровы и обеспечены всем необходимым… так что мы произвели на них жалкое впечатление нашими запыленными, изодранными мундирами, драными башмаками и высохшими лицами. Солдаты Сюше соблюдали строгую дисциплину, в то время как наши привыкли к беспорядкам, так что они наградили нас эпитетом „бандиты с юга“. Действительно, генералом, наиболее поддержавшим в Испании честь французского имени, был, без сомнения, Сюше. Опытный воин и мудрый администратор, он знал цену золота и крови, экономно расходуя и то и другое» [61] .
[61]
F'ee A.-L.-A. Souvenirs de la guerre d’Espagne dite de l’ind'ependance (1809–1813). P., 1856, p. 168.