Битва двух империй. 1805–1812
Шрифт:
Накануне, 2 июля, капитан Первого полка пехоты герцогства Варшавского Гембаржевский доложил своему командованию о следующем эпизоде. Он въехал в Сандомир, который только что оставили австрийцы и который, по идее, должен был быть занят русскими войсками. «Въехав в город, — рассказывает капитан Гембаржевский, — я увидел 21 австрийского гусара, построенных в линию перед квартирой капитана Денисова, который командовал отрядом русских войск. Я подумал вначале, что это пленные, но, увидев, что они были вооружены пистолетами и саблями, я их спросил: „А что вы здесь делаете?“ — они мне ответили, что они представляют собой патруль. Тогда я решил попытаться арестовать офицера, командовавшего ими. Он спокойно пил водку с русским капитаном, который остановил меня, хотя австрийский офицер уже собирался отдать мне свою саблю. Русский офицер повёл австрийца ужинать вместе с собой, а мне сказал с насмешкой: „Если Вы хотите сразиться с гусарами, можете это сделать, а я и господин офицер посмотрим на это“» [15] .
[15]
Ibid.
Понятовский не только жаловался императору, но и пытался достучаться до посла Франции в России. Он рассказывал Коленкуру, что парламентёры из русской армии постоянно ездят к австрийцам, а австрийские парламентёры — к русским, что обе армии прилагают все возможные усилия, чтобы ни в коем случае не столкнуться одна с другой. «Их аванпосты, находясь в виду друг друга, расседлывают и разнуздывают своих коней, и наши патрули находят их почти всегда выпивающими вместе. Детали, которые у меня есть на этот счёт, кажутся невообразимыми…» [16]
[16]
Ibid, p. 208.
Как бы ни складывались обстоятельства на польском театре военных действий, основные события кампании 1809 г. происходили, естественно, под стенами Вены. Здесь Наполеон готовил новую попытку переправы через Дунай. На острове Лобау на Дунае, превращённом в громадный плацдарм, были произведены колоссальные инженерные работы, здесь возводили укрепления, устанавливали на них орудия, готовили средства для быстрого наведения переправы; наконец, на острове даже прокладывались дороги, и вдоль них устанавливались фонари, чтобы можно было передвигаться ночью…
Император, находясь в Шенбруннском дворце, внимательно следил за всеми этими грандиозными работами, не теряя из виду политической ситуации. Сейчас, как никогда, ему нужно было бы содействие русских войск для того, чтобы угрожать австрийцам с тыла, но к этому времени он уже получил рапорты Понятовского и был полностью в курсе того, что творилось в Галиции.
В частности, он получил письмо, перехваченное польскими разъездами на территории Галиции. Это было послание, написанное командующему австрийской армии эрцгерцогу Фердинанду одним из русских генералов — князем Горчаковым. Всё письмо было наполнено враждебностью к наполеоновской Франции; в нём открыто высказывалась надежда на скорые совместные действия австрийцев и русских в борьбе против Наполеона. Чернышёв рассказывает: «Он (Наполеон) пригласил меня в свой кабинет и показал письмо от князя Горчакова, обращённое к Его Светлости Фердинанду. Я постарался сделать всё возможное, чтобы уменьшить его (Наполеона) недовольство, а также его раздражение против генерала Левиза (командир одной из дивизий русской армии в Галиции)» [17] .
[17]
Рукописный отдел РНБ, Ф 836, Чернышёв А.
Какие бы доводы и объяснения ни приводил ловкий русский офицер, император французов понимал, что активных действий «союзной» армии ему не дождаться. Поэтому, когда его генерал-адъютант Савари вспомнил о русском союзе, Наполеон воскликнул: «Не надо мне было рассчитывать на подобных союзников… Какую выгоду я получил от этого союза, если он даже не может обеспечить мне мир в Германии! Скорее, они все объединятся против меня, и, если остатки человеческих чувств не позволили им предать тут же, нечего заблуждаться: они все назначили свидание на моём гробе, но пока ещё не осмеливаются там собраться» [18] .
[18]
Savary A.-J.-M.-R. M'emoires du duc de Rovigo. Paris, Londres, 1828, t. 4, p. 145.
В начале июля всё было готово к новой переправе. В ночь с 4 на 5 июля 1809 г. французские войска форсировали Дунай, а 5 и 6 июля, в одной из крупнейших битв XIX в. — сражении при Ваграме, нанесли поражение армии эрцгерцога Карла. Участь войны была решена…
Несмотря на, мягко говоря, недоверие, которое Наполеон испытывал отныне по отношению к русско-французскому союзу, в сражении при Ваграме рядом с императором находились уже известные нам русские офицеры: Гагарин, Чернышёв, Горголи, Витте и Левенштерн. Более того, по отношению к ним ничего не изменилось, их так же везде допускали, они так же присутствовали при всех важнейших событиях, выполняя штабную работу вместе со своими новыми товарищами по оружию. От других их отличало только подчёркнутое внимание, которое им везде оказывали. После первого дня битвы при Ваграме Чернышёв остался ночевать рядом с палаткой императора, а Гагарин, Витте, Левенштерн и Горголи отправились в тыл: «Едва мы приехали в Кайзер-Эберсдорф, — вспоминал Левенштерн, — как у нас появилось всё необходимое — продовольствие, напитки, фураж в избытке. То, что мы были русскими офицерами, гарантировало нам хороший приём. Наполеон лично отдал приказы, чтобы нас снабжали всем в изобилии, а Дюроку и Савари поручили позаботиться о том, чтобы эти приказы были выполнены» [19] .
[19]
Lowenstern W. M'emoires du general-major, t. 1, p. 126.
Вечером после второго победоносного дня Ваграмского сражения русские офицеры снова были вокруг императора. «Пока готовили ужин, все старались добыть бумагу, чтобы написать письма в Париж и своим родным, — рассказывает Левенштерн. — Эти письма должны были отправить с поля сражения, чтобы объявить об этой победе всем европейским дворам. Блистательному красавцу Чернышёву предназначалось отвезти новость в Санкт-Петербург» [20] .
Чем объясняется такая забота об офицерах, представляющих армию, которая в Галиции фактически саботировала боевые действия против австрийцев? Разумеется, прежде всего — политическими соображениями. Наполеон стремился показать, что союз существует, хотя сам в него уже не особенно верил. Возможно также, что император хотел в лице хотя бы некоторых представителей русской знати получить сторонников профранцузской ориентации России. Он знал, что все молодые люди, которые пьют бургундское у его палатки, являются выходцами из знатных семей, и их мнение наверняка не останется без внимания в санкт-петербургских салонах.
[20]
Ibid, p. 130.
Без сомнения, присутствие этих людей в свите Наполеона объяснялось политическими мотивами, однако не следует забывать, что это всё-таки очень важный знак. Мы не случайно заострили внимание на, казалось бы, столь небольшом эпизоде. Если он был ничтожен для развития военных операций 1809 г., то в истории русско-французских отношений он, без сомнения, очень важен. Чернышёв, Гагарин, Витте… не просто присутствовали в Шенбруннском дворце на поле сражения при Ваграме, они фактически были допущены в генеральный штаб французской армии, где они чувствовали себя как дома. Находясь рядом с палаткой императора, в рабочих кабинетах штабных генералов, постоянно общаясь с адъютантами, высшими офицерами, они были в курсе всех событий и всех планов. Если бы Наполеон в это время замышлял хоть что-то против России, если бы в его поведении по отношению к союзнику было бы хоть что-то, кроме желания действовать с ним заодно, это тотчас же стало бы известно всем, и особенно Чернышёву. Блистательный юный офицер не только постоянно ездил повсюду с императором, но и неоднократно был приглашён к обеду и ужину, сидел за столом с Наполеоном и Бертье в узком кругу самых приближённых и самых доверенных лиц императора!
При этом Чернышёв фактически был не только светским любезником и лихим рубакой, но и проницательным не по годам разведчиком. Свои рапорты о пребывании во французском штабе писали и другие участники весёлой компании, и Наполеон, конечно, догадывался, что далеко не все русские офицеры, находящиеся в его штабе, пребывают здесь из желания помахать саблей в обществе парижской золотой молодежи. И тем не менее эти люди были допущены везде; тем самым император демонстрировал, что у него нет никаких секретов от России…
После Ваграма война продолжалась недолго. Французы двинулись по пятам отступающей австрийской армии, и в то время, когда уже начиналось новое арьергардное сражение, оно было прервано. 12 июля 1809 г. в Цнайме было подписано перемирие, и вскоре начались мирные переговоры, которые происходили в небольшом городке Альтенбург на границе Венгрии.
Для того чтобы сообщить Понятовскому о заключении перемирия, был послан офицер-ординарец Наполеона капитан Хлаповский. С паспортом, подписанным эрцгерцогом Карлом, он проехал по всей территории, занятой австрийскими войсками, и 15 июля он уже был в главной квартире эрцгерцога Фердинанда, а на следующий день — в штабе Понятовского.