Битва двух империй. 1805–1812
Шрифт:
Последующие пункты также подверглись небольшой редакции, но в общем и целом смысл документа полностью сохранялся. Наполеон собирался дать России совершенно недвусмысленное обязательство того, что он не будет способствовать восстановлению Польши.
Однако редакция Наполеона была отвергнута российской стороной. В Петербурге был составлен новый проект договора, где с маниакальным упорством повторялись формулы январской конвенции. Опять-таки присутствовали слова о том, что «Польша никогда не будет восстановлена», о том, что из публичных актов будут убраны навсегда слова «Польша» и «поляки» и т. д. Известный польский историк Мариан Кукель написал по этому поводу, что Наполеон «понял, что его хотят оклеветать, политически скомпрометировать, осмеять как монарха и как человека» [42] .
[42]
Kukiel M. Wojna 1812 roku. Krakow, 1937, p. 11.
Впрочем, когда новый русский вариант документа пришёл в Париж, политическая ситуация изменилась настолько, что Наполеон в значительной степени потерял интерес к договору…
Глава 7
Рука великой княжны и… мешки с пшеницей
Для того чтобы лучше понять события той эпохи, нам нужно отойти на время от военных гроз и политических потрясений и затронуть вопрос, который, казалось бы, имеет к теме книги только косвенное отношение. На самом деле это совсем не так, и мы надеемся, что читатель убедится в этом.
С самого начала провозглашения империи Наполеон понимал, что ему рано или поздно придётся развестись с Жозефиной. Она стала бесплодной вследствие ряда бурных событий своей молодости, а империи нужен был наследник. Однако Наполеона привязывало к этой женщине искреннее, сильное чувство, и он долго не мог решиться на развод. Тем не менее вопрос о преемнике с каждым днём становился всё острее. В конце 1809 г. всем стала известна беременность Марии Валевской, возлюбленной императора. В этот раз Наполеон знал, что ребёнок от него. Сомнения рассеялись, и теперь он был уверен, что отсутствие детей от Жозефины объясняется только состоянием здоровья самой императрицы. Решение о разводе было принято бесповоротно, и, несмотря на искренние слёзы и, можно без преувеличения сказать, горе обоих супругов, 16 декабря 1809 г. было официально объявлено об аннулировании брака по взаимному согласию.
Император желал, чтобы практически одновременно с объявлением о разводе стране было объявлено о его новом браке, и более того, он уже запланировал его на весну 1810 г., с тем чтобы в начале 1811 г. у него появился наследник. Вопрос выбора иностранной принцессы практически не стоял — будущей французской императрицей должна была быть русская великая княжна. Как уже упоминалось ещё в Эрфурте, Наполеон поручил Талейрану и Коленкуру осторожно прозондировать в этом отношении мнение Александра. Речь могла идти о двух его незамужних сёстрах. Одной из них, Екатерине Павловне, в момент Эрфуртского свидания было 20 лет, и она ещё была не замужем. Другой, младшей сестре Анне, было только 13 лет, но говорилось о перспективе. Поэтому вполне возможно было предполагать в будущем устройство брака Наполеона с младшей сестрой.
Мария Фёдоровна была в ужасе от наметившейся перспективы. Она уже давно занималась подбором партии для своей старшей незамужней дочери, причём делала это с настойчивой бесцеремонностью. Когда весной 1807 г. овдовел Франц I, Мария Фёдоровна развила бурную деятельность с целью сделать Екатерину императрицей Австрии. Отметим, что молодая девушка была на редкость честолюбивой, тщеславной и решительной. Ей также очень захотелось стать австрийской императрицей. Однако, несмотря на то что всё вроде бы могло устроиться, резко отрицательную позицию занял по этому вопросу сам царь.
Князь Куракин, докладывая Марии Фёдоровне о своём разговоре с Александром, сообщил следующее: «Император всё-таки полагает, что кайзер Франц не может понравиться великой княжне Екатерине и не является для неё подходящей парой. Император характеризует его как человека внешне непривлекательного, плешивого, безвольного, ленивого душой, ослабленного физически и умственно вследствие всевозможных несчастий, которые ему пришлось пережить, трусливого до такой степени, что боится пускать свою лошадь в галоп, и её должны вести под уздцы, чему сам император лично был свидетелем под Аустерлицем. — При последних словах я не мог удержаться от смеха и воскликнул: „Такой характер никак не может подойти великой княжне. У неё есть ум, душа и сильная воля; боязливость совсем ей не свойственна. А смелость, с которой она ездит верхом, вызывает зависть даже у мужчин“» [1] .
[1]
Цит. по: Йена Д. Екатерина Павловна. Великая княжна, королева Вюртемберга. М., 2006, с. 65.
На самом деле молодого царя и его сестру связывали довольно странные отношения, не слишком похожие на братскую любовь. Вот одно из писем Александра к сестре, опубликованное великим князем Николаем Михайловичем: «…К сожалению, теперь я не могу воспользоваться своим старым правом, чтобы в Вашей спальне в Твери покрывать Ваши ножки нежнейшими поцелуями. Так что, мадам, развлекайтесь как следует и не забывайте бедного арестанта в Петербурге» [2] . Похоже, что по отношению к Францу I Александр испытал взрыв ревности, настояв в конечном итоге на том, чтобы этот брак был отклонён.
[2]
Великий князь Николай Михайлович. Переписка императора Александра I с сестрой великой княжной Екатериной Павловной. СПб., 1910, с. 18.
Упустив выгодную политическую партию, теперь, после Эрфурта, мать решила выдать Екатерину замуж немедленно и за кого угодно, лишь бы только её дочь не стала супругой Наполеона. Впрочем, уже до Эрфуртской встречи начались переговоры о возможном браке Екатерины с герцогом Георгом Гольштейн-Ольденбургским. Пикантность ситуации состояла в том, что этот герцог был родственником династии Романовых, но самое главное, его отец владел крошечным государством на берегах Балтики. Уже в 1805 г. у герцога вышел серьёзный конфликт с Наполеоном из-за его отношений с англичанами, и французский император просто прогнал герцога и его администрацию из Ольденбурга. По Тильзитскому миру герцог вернулся в свои владения, но было ясно, что в случае ухудшения отношений Наполеона и Александра он опять рискует потерять свои земли.
Таким образом, брак Екатерины и сына герцога попахивал политической провокацией, ибо заранее можно было предполагать, что интересы Французской империи и интересы маленького герцогства столкнутся. Навряд ли вдовствующую императрицу могли покорить красота и богатство жениха. Герцогство было нищее, а о внешности молодого Георга Ольденбургского с иронией написала жена Александра I, молодая императрица Елизавета: «…Его внешность малоприятна, при первом впечатлении даже чрезвычайно неприятна, хотя русский мундир его несколько приукрасил… Я бы никогда не поверила, что он может возбудить любовь, но великая княжна уверяет, что как супруг он нравится ей, а внешность не играет для неё никакой роли. Я нахожу это очень разумным» [3] . Что касается французского посла, то он написал следующее: «Герцог уродлив, тщедушен, лицо его покрыто прыщами, и он плохо говорит» [4] .
[3]
Цит. по: Йена Д. Екатерина Павловна. Великая княжна… с. 92.
[4]
Цит. по: Vandal A. N'egociations avec la Russie relatives au second marriage de Napol'eon. P., 1890, p. 10.
Пламенные чувства Екатерины к герцогу Ольденбургскому тем более вызывают сомнения, если вспомнить, что в конце 1807–1809 гг. эта непоседливая девушка переживала довольно бурную интригу с князем Багратионом. Любовники почти не скрывали свою связь, хотя это, разумеется, и было абсолютным вызовом приличиям той эпохи, а тем более правилам императорского двора. Екатерина наплевала заодно и на ревность своего брата. О том, что это не просто сплетни, говорит письмо Екатерины к Александру после смерти Багратиона в 1812 г. «Вы помните о моих отношениях с ним, и что я вам говорила, что у него в руках имеются документы, способные меня жестко скомпрометировать, попав в чужие руки. Он мне клялся сто раз, что уничтожил их, но, зная его характер, я всегда сомневалась, что это правда. Для меня бесконечно важно (зачёркнуто: „да, пожалуй, и для вас тоже“), чтобы подобные документы не получили известность… Дело не терпит отлагательств; ради Бога, пусть никто не заглядывает внутрь, потому что это меня скомпрометирует чрезвычайно…» [5]
[5]
Великий князь Николай Михайлович. Переписка императора Александра I с сестрой… с. 85.