Битва двух империй. 1805–1812, Соколов Олег Валерьевич

Битва двух империй. 1805–1812

на обложку

Соколов Олег Валерьевич

Шрифт:

Празднества ослепляли своей роскошью. Карета императрицы, настоящее произведение искусства из золота и стекла, катилась по Елисейским Полям и площади Конкорд в окружении генералов в раззолоченных мундирах, сопровождаемая тысячами конных гвардейцев в меховых шапках, увенчанных пышными султанами, в сверкающих касках, под звуки труб и грохот литавр. Казалось, триумф был полным, однако бывшие республиканцы без бурного энтузиазма наблюдали эту картину. Государственный советник Тибодо не пожелал даже присутствовать в парадной галерее Лувра на церковной церемонии: «Туда пошла моя жена, — вспоминает он, — а я предпочёл остаться свободным среди уличной толпы. Я встал на Елисейских Полях, ожидая проезда императорского картежа. Он был действительно великолепен. Я прохаживался среди людей, которых привлекло исключительно любопытство. Народ не выражал ни энтузиазма, ни радости» [17] .

[17]

Thibaudeau А.-С. M'emoires… p. 278.

Рапорт парижской полиции, написанный в это время, отмечает, что население «сохраняет сильное предубеждение против австрийской принцессы». Зато поляки, жившие в Париже, ликовали. Также в донесении полиции говорилось: «В подготовляющемся крупном событии поляки инстинктивно чувствуют будущее восстановление Польского королевства. Восстановление Польши настолько кажется им в интересах Франции, что для них оно почти не подлежит сомнению. Одна эта надежда мало-помалу возвращает императору много поляков, которых заявление министра внутренних дел с трибуны Законодательного Корпуса оттолкнуло от него» [18] .

[18]

Цит. по: Vandal A. Napol'eon et Alexandre I… t. 2, p. 293, 294.

Радость царила также и в салонах старой французской знати, которая не могла не наблюдать с восторгом, как в столицу с триумфом приходит в качестве государыни племянница королевы Марии-Антуанетгы. Нужно заметить, что несомненным успехом бракосочетания Наполеона с Марией-Луизой стала окончательная победа над фрондой аристократии. Отныне почти все семьи знати Старого порядка постепенно перейдут на службу императорскому режиму.

Однако местом, где бракосочетание Наполеона и эрцгерцогини вызвало настоящую бурю восторга, была Вена. Австрийские элиты восприняли известие о свадьбе Марии-Луизы и французского императора как знамение того, что австрийская монархия нашла успешный способ преодолеть свои несчастья, что опасность, тяготевшая над короной Габсбургов, отныне исчезла. Французский посол в Вене докладывал о настроениях в городе в это время: «Все поздравляли друг друга, все потеряли головы. Город принял праздничный вид; стечение публики в увеселительных и общественных местах было громадно. Венцы вспомнили старую привычку собираться в концертных и бальных залах и под звуки оркестра пирушками и тостами праздновали радостное событие…» Наконец, что совершенно удивительно, ликовали офицеры австрийской армии: «Храбрая, но неудачливая армия, которой надоело постоянно проигрывать, жаждала случая одержать победу — хотя бы за счёт старых союзников — и возымела желание выместить на России нанесённые ей Францией поражения. Австрийские офицеры заходили к нашим (французским) оставшимся в Вене офицерам и говорили: „Сделайте так, чтобы мы могли сражаться рядом с вами, и вы увидите, что мы покажем себя достойными этого“. От русских, которых до сих пор носили на руках, не ускользнули бестактные намёки и враждебные выходки австрийцев. Не скрывая своего удивления, они с горечью говорили: „Ещё несколько дней тому назад мы были в Вене в большом почёте. Теперь обожают французов, и все поголовно хотят воевать с нами“» [19] .

[19]

Ibid, p. 293–294, 297.

В современной исторической литературе бракосочетанию Марии-Луизы и Наполеона отводится второстепенная роль. В «серьёзных» политических трудах, где очень много говорится об экономике, финансах и администрации, подобным мелочам посвящают лишь пару строчек. Вполне понятно, что для современного человека, привыкшего видеть в окружающей повседневной и политической жизни подавляющее влияние экономических факторов, это вполне естественно. Однако мы говорим о наполеоновской эпохе. Вне всякого сомнения, как для классической монархии, так и для воинской империи Наполеона матримониальные вопросы играли куда более важную роль, чем они играют в политике современных государств. Бракосочетание Марии-Луизы и Наполеона было далеко не просто курьёзным событием «малой истории», оно явилось важнейшим этапом в становлении новой концепции государства и всего видения европейской политики императором. Если до февраля 1810 г. Наполеон, так или иначе, мыслил всю свою внешнюю политику как действия на европейской арене совместно с союзником, которого он видел в Российской империи, и даже войны 1805–1807 гг. не могли повлиять на это видение европейской политики. Наполеон считал эти войны недоразумением, не соответствующим геополитическим интересам обоих государств. Однако многочисленные действия Александра I на внешнеполитической арене, и особенно поведение России в ходе кампании 1809 г., вызвали охлаждение союза. Заключение австрийского брака поставило на нём окончательный крест.

Действительно, что могло бы помешать Александру I выдать свою сестру замуж за императора Франции, если бы царь действительно желал мира? Брачный союз с могущественной империей никак нельзя было назвать мезальянсом по отношению, скажем, к браку великой княжны Екатерины с прыщавым Георгом Ольденбургским! Никто не заставлял царя при этом подчинять политику России политике Французской империи. Он мог и должен был вести политику в интересах своей страны, но неужели российским интересам помешала бы русская императрица величайшего государства тогдашней Европы, или, говоря современным языком, наличие сильнейшего «русского лобби» при французском дворе?! Её присутствие на французском троне при том уважении, которое Наполеон испытывал к брачным узам, фактически означало бы гарантию того, что войны между Россией и Францией не будет. Отныне можно было бы спорить, даже ругаться, но сложно в этом случае представить себе, чтобы Наполеон отдал приказ начать войну против своего шурина!

Отказывая Наполеону в руке своей сестры, Александр толкал императора французов на союз с Австрией и на поддержку поляков; следовательно, это была сознательная провокация, направленная на разжигание военного конфликта.

Действительно, от концепции русско-французского союза в 1810–1811 гг. Наполеон переходит к концепции единой Европы, подчинённой его скипетру. Некой огромной федеративной империи, где сохраняются независимые государства, в которых люди говорят на своих родных языках. Однако эти государства объединяются общим военным и экономическим союзом, ну и, разумеется, главой этой огромной федеративной монархии является лично он сам, Наполеон, старавшийся отныне подражать императору Траяну и Карлу Великому. В этой объединённой под единым скипетром Европе не было места России. Она из потенциального друга превратилась в потенциального противника. При этом на границе этого потенциального противника существовало небольшое польское государство, целиком и полностью преданное Наполеону, герцогство, элиты которого были одержимы идеей войны с русской империей, мечтой об отмщении за потерянные когда-то земли и независимость, за кровь и унижения.

Конфликта ещё не было, но все его компоненты уже были налицо. Первый канцлер империи Камбасерес якобы сказал, говоря о значении брака Наполеона и Марии-Луизы: «Я уверен, что через два года у нас будет война с той монархией, на принцессе которой император не женится. Война с Австрией меня совершенно не пугает, а вот от перспективы войны с Россией я содрогаюсь — её последствия могут быть непредсказуемыми» [20] . Известно, что подобные предсказания обычно делаются задним числом, но, даже если это так, фраза, заимствованная из мемуаров Паскье, без сомнения, отражает чувства, которые испытали многие информированные политики Франции в ту эпоху.

[20]

Pasquier E.-D. Histoire de mon temps. M'emoires du chanclier P"asquier. Paris, 1893–1894, t. 1, p. 378.

* * *

Одновременно с событиями политического характера в 1810 г. обострились противоречия совершенно другого плана. Речь идёт о континентальной блокаде, о которой мы начали говорить в третьей главе. Сразу отметим, что эта книга не ставит задачу выяснения всех экономических проблем, которые определяли историю Европы в начале XIX в. Нас интересует лишь то, что напрямую влияло на русско-французские отношения, то, что послужило, как считают многие историки, одной из причин военного конфликта. Поэтому ракурс, в котором здесь рассматривается континентальная блокада, — это исключительно его значение для отношений между империями.

Тем не менее несколько слов о континентальной блокаде как таковой. Выше уже отмечалось, что континентальная блокада привела к огромным политическим последствиям, её же экономический результат для Англии оказался не особенно значительным в связи с тем, что только часть британского экспорта направлялась в Европу. Но, впрочем, даже и эту меньшую часть английского товарооборота Наполеону не удалось полностью пресечь уже хотя бы вследствие огромного пространства береговой линии Европы.

Результаты действия континентальной блокады на британскую торговлю можно увидеть в нижеприведённой таблице.

Экспорт Великобритании (в тыс. фунтов) [21]

1805	1806	1807	1808	1809	1810	1811
Северная и Западная Европа	16 647	13 429	10 820	5432	14 575	13 858	3483
Португалия	2028	1778	1170	600	124	2229	6165
Испания	187	62	105	1117	3035	1744	1496
Гибралтар, Мальта, Сицилия	1574	2279	3325	6834	8456	6394	7393
США	11 447	12 866	12 098	5303	7461	11 218	1875
Америка (кроме США)	8557	11 888	11 354	18 173	19 834	17 684	12 844
Прочее (Азия, Африка…)	10 669	10 729	11 610	12 511	11 533	9576	10 684
Общее	51 109	53 029	50 483	49 970	66 018	62 702	43 940
Только Европа	20 436	17 547	15 421	13 983	27 190	24 225	18 537