Битва на Калке
Шрифт:
Возникла пауза. Затем Плоскиня что-то коротко сказал монголам. Как-то слишком коротко, на взгляд Забубенного, он передал многообразную суть работы великого механика. Григорий даже захотел уточнить у Плоскини, что именно тот перевел иностранцам, и правильно ли они его поняли. Ведь сам вождь бродников нисколько не смутился речам Забубенного, словно бродники ежедневно все модернизировали и тюнинг был им вполне привычен, как ловля рыбы или землепашество.
По лицам монголов казалось, что они вполне удовлетворены ответом и поняли о чем речь. Они коротко кивнули в знак понимания, выслушав вождя бродников. Следующий вопрос Субурхана
– Субурхан хочет знать, может ли механик починить осадную башню? – перевел вопрос Плоскиня, и добавил – чжурчженьские инженеры, создавшие их, были убиты во время недавнего половецкого набега, а башня сломана. Субурхан накажет половцев, но башню нужно починить. Она скоро будет очень нужна.
– Да я двигатель «БМВ» отремонтировать могу с закрытыми глазами, не то, что какую-то башню поправить, – похвастался Забубенный, – конечно запчасти понадобятся. От этих чжурчженьских механиков что-нибудь осталось, кроме скелетов?
– Ну, там, инструменты, гаечные ключи, подшипники?
Плоскиня перебросился с монголами парой фраз и ответил:
– Нет, половцы их сожгли вместе с юртой.
– Жаль, – расстроился Забубенный, – хоть бы чертежи посмотреть. Тормоза, трансмиссию. Ну да ладно, на глаз сделаем. Не велика премудрость. Все, что придумал один чжурчжень, другой всегда сможет починить. Или хотя бы разобрать. Главное, помощников дайте побольше. Один быстро могу не поспеть.
Пока механик произносил эту фразу, он вдруг осознал, что уже почти согласился помогать оккупационному командованию. Настолько он любил решать конкретные технические задачи, что порой забывал о политике и морали. Вот так и ученый, подумал вдруг Григорий, разрабатывает себе тихонько атомную бомбу, проникая в секреты мироздания, просто потому что, ему самому это интересно. А потом какой-нибудь американский маньяк-президент берет эту бомбу и убивает ей миллионы японцев. Да, конфликт личного интереса и морали налицо.
В этот момент сидевший рядом с Субурханом и Тобчи воин, молчавший до сих пор, что-то сказал. Его соседи кивнули.
– Великий стрелок Джэбек, напоминает, что ты не ответил на главный вопрос, – что ваш отряд делал в половецкой степи? – перевел Плоскиня.
– Какой отряд? – делано удивился Забубенный, хотя уже понял, о чем пойдет сейчас речь, и голос его слегка дрогнул. Ему самому хотелось узнать о том, что сталось с Путятой, Данилой и братом-купцом Курей.
Плоскиня сделал два шага вперед и пнул ногой лежавшую на полу меховую кучку. При этом раздался металлический лязг, – стукнулись лежавшие снизу мечи. Один из них Плоскиня поднял, оглядел и, вопросительно глядя на Забубенного, сказал:
– Такие мечи куют в Чернигове и на киевщине. А среди киевских князей много родственников половецким. Половцы нам враги. Так, что так глубоко в степи делал вооруженный отряд из сопредельных земель?
– Да купцы мы, – решил косить под дурака Забубенный, вспоминая легенду прикрытия, – торговать ехали. Отсюда мечи и меха наши, и другое добро. А купцов никто не трогает даже на войне. Чего нам бояться-то? Я же сразу и сказал, как повстречались. Родом мы с братом из Чернигова, оттого и оружие не местное.
– А зачем вам оружие, если бояться некого? – зло ухмыльнулся Плоскиня, – а может, искали чего, вынюхивали?
– А чего в степи вынюхивать? – честно удивился Забубенный, – она широкая и пустая, что в ней толкового может уродиться?
Плоскиня покосился на монголов, но переводить не спешил.
– Товаров в ней мало, ибо народ кочевой ничего сам производить не желает, – продолжал гнуть свою линию механик, – может экономика не позволяет, а может, по жаре работать не охота. Вот и гоняют коров туда-сюда по пастбищам кочевым. Зато коровы дают молоко и йогурты, которых у нас на Руси маловато. Ну а мы им меха и оружие. Вот и совершается культурный товарообмен. Мы купцы, – народ мирный. А оружие везли для продажи. Можем, например, вам продать. За полцены.
Плоскиня снова зло ухмыльнулся.
– Нам не надо. Мы и так уже все взяли, даром. А вот брата твоего в желтой одежке не успели прихватить, – утек в степь. Жаль, хороший бы раб получился. Вроде тебя.
Затем он обернулся и перевел сказанное монголам. Пока он говорил, Забубенный наполнялся гневом. Значит, отряд разбит, но Куря и еще кое-то спасся. И монголы их не смогли догнать. Где же они сейчас? Наверное, ускакали к Зарубу. Мстислав Чернявый давно уж ожидает их с докладом, да и киевские князья, небось, войско уже вовсю собирают для похода. В любом случае придется затаиться на время, приняв свою судьбу для вида, и готовить побег из этого места. А там, – бежать при первом же удобном случае обратно к Зарубу и дальше на Русь.
Молчавший до той поры старый знакомый Забубенного Тобчи вдруг что-то резко сказал.
– Тобчи не верит, что вы купцы, – перевел Плоскиня, – Слишком хорошо дрались. Несмотря на внезапное нападение, в бою погибла половина его воинов. И он поклялся убить твоего брата, когда найдет его. И тебя должен убить, – по монгольским законам смерти предается весь род врага.
– Да то не мы бились, – ответил сквозь зубы Григорий, – то охрана, что мы наняли в Чернигове. Секюрити. Ратники черниговские, а им полагается уметь драться. Они тренированные. Увидали вас, да за налетчиков приняли, вот и стали отбиваться. За то им деньги и платили. А мы с братом, – люди мирные.
– Твой брат убил его брата в том бою, – сообщил Плоскиня, – самолично. Он был на коне и махал мечом не хуже ратника. Порубил троих. Монголы такого не прощают.
– Ну, что поделаешь, – кивнул Забубенный, – значит судьба. Довели человека. Если у мирного купца начнут отбирать товар, он кого угодно за свою собственность задушит. А если у него еще и меч в руках оказался, то вообще пиши «пропало». Частная собственность, – вещь неприкосновенная. Первый закон развитого капитализма. Да и не развитого тоже. Даже в степи. Одного не пойму, – я-то тут причем? Брат убил, вот брата и шукайте по степи.
Плоскиня помолчал немного, выслушав ответ Григория, а потом пробормотал, прищурившись:
– Вот смотрю я на тебя, раб, и не пойму. Не понятен ты мне. Вроде из славян, а говоришь так, словно уродился за морем и кожу имеешь черную, как воины мавританские.
– Ты не первый это заметил, – успокоил его Забубенный, – мы, свободные механики, – вообще народ странный. Сами себя не понимаем иногда. Где нас посторонним понять. Душа механика, – креативные потемки. Внутри нас неведомая сила, что влечет наши руки к железу и работам по металлу. Нас все время тянет что-нибудь подкрутить, что-нибудь разобрать. Это невозможно объяснить не механикам. А уж тем более, – бродникам. Про степняков я вообще не говорю. Их дело – степь да степь кругом. Кони, шашки и прочая романтика. А мы, механики, любим странные вещи.