Битва президентов
Шрифт:
Склонность Ш. изобретать сверхидеи особенно характерна для параноидного расстройства. Сверхидеи полностью порабощают личность и всецело обуславливают модель поведения. Одна из таких сверхидей, которой одержим Ш., – это стремление к власти и саморекламе.
Его хронический, истерический нарциссизм порождает патологическое честолюбие, высокомерие, чувство превосходства и безмерное самомнение. Он твердо убежден в собственной исключительности, не терпит критику в любом ее проявлении и склонен давать завышенную оценку
Принимая во внимание все вышесказанное, мы предлагаем следующие рекомендации при общении с Ш.:
1. Собеседнику следует постоянно проявлять искренний интерес к личности Ш., оказывая ему надлежащие знаки внимания.
2. Одобрив его реальные или вымышленные достижения, собеседник должен высказать сомнение в том, что они вообще возможны. Мы полагаем, что в этом случае Ш. захочет подтвердить свою «суперрепутацию» и расскажет значительно больше, чем изначально предполагалось.
3. Демонстрируя скуку или потерю интереса к личности Ш., можно заставить его сделать самые неожиданные признания, лишь бы сохранить внимание к себе «публики».
4. Обладая качествами человека, который уверен, что он «осведомлен лучше всех», Ш. склонен резко отстаивать свою точку зрения. Чтобы побудить его действовать желательным образом, необходимо убедить его, что в данной ситуации успех или поражение зависят исключительно от его воли.
Общаясь с Ш., учитывайте, что:
– ни при каких обстоятельствах не следует допускать повелительного тона или давать ему основания думать, что его унижают или выказывают ему неуважение, в особенности при посторонних. Если в споре он зайдет в тупик, целесообразнее предоставить ему возможность самому найти выход и таким образом сохранить лицо, а при необходимости – тактично подсказать подходящий способ с честью выйти из положения;
– вместе с тем не рекомендуется все время уступать Ш. Он уважает силу, и любой авторитет вызывает в нем чувство уважения, желание быть причастным к этой силе и использовать ее в своих интересах».
Когда Разин закончил читать, самолет начал снижение. Зажглось табло «Не курить. Пристегнуть ремни». Под крылом раскинулись горы, похожие сверху на скомканное серое одеяло, над которым неведомый великан пускал клубы белого дыма. Тбилиси, рассеченный надвое узкой лентой реки, казался беспорядочной грудой мусора, оставленной тем же великаном. Плавно развернувшись над городом, самолет зашел на посадку.
Когда шасси упруго коснулись бетонной полосы, Разин взглянул на часы. Было 13.35 по местному времени. Ни киевское, ни тем более московское время тут не действовало. В силу вступили иные законы, иные правила.
Чужеродность обстановки ощущалась на каждом шагу, но особенно остро Разин почувствовал себя не слишком желанным гостем, когда ему дали заполнить «Учетно-регистрационный сертификат иностранца, желающего временно иммигрировать в Грузию», состоящий
Таможенники напоминали Разину торговцев мимозами или мандаринами, обрядившихся для пущей важности в одинаковую форму. Все как один прекрасно понимали по-русски, но все как один безбожно коверкали язык, на котором свободно изъяснялись их отцы и деды. После недавней войны с Россией от немедленной расправы спасало Разина лишь то обстоятельство, что он якобы являлся уроженцем Киева.
Очутившись под неправдоподобно голубым небом, на свежем воздухе, благоухающем розами, пиниями и кипарисами, Филин распечатал новый пакетик леденцов и решил, что, несмотря ни на что, ему здесь нравится. Как бы предлагая не спешить с выводами, к нему приблизился расхлябанный полицейский с засаленным воротником и стал настойчиво предлагать обменять доллары на лари. Разин предпочел проделать это в обменном пункте и вскоре стал обладателем грузинских купюр, которых прежде в глаза не видел. На сотне красовался какой-то подозрительный Давид Строитель, на пятидесятке – царица Тамара, а самую мелкую купюру достоинством в один лари отвели под портрет Пиросманишвили.
Ознакомившись с бумажными деньгами, Филин не поленился разменять трех «Пиросмани» на монетки, именовавшиеся здесь «тетри», то есть «серебро». Правда, по дороге к стоянке такси добрая половина мелочи перекочевала в грязные лапки тбилисских гаврошей, не дававших проходу приезжим. Один из маленьких попрошаек едва не влез за Разиным в такси, а второй безуспешно попытался стибрить ноутбук. Наградив его беззлобным подзатыльником, Разин велел ехать к гостинице «Иверия», где порекомендовал остановиться Луконин.
– Давно не бывал в Тбилиси, дорогой? – спросил таксист, скосив глаз.
– А что? – насторожился Филин.
– Почему выбрал «Иверию», а не какую-нибудь другую гостиницу?
– Один хороший человек порекомендовал.
– Хороший человек, понятно…
Из-за терпкого грузинского акцента реплика прозвучала особенно саркастично.
– Это дешевая гостиница? – предположил Разин.
– Зачем дешевая? Дорогая, даже очень дорогая, – пожал плечами таксист, уверенно ведя «Ланос» по узкому серпантину, где поминутно приходилось разминаться со встречными машинами.
Подивившись тому, что здешние автомобили до сих пор не лишились почти соприкасающихся друг с другом боковых зеркал, Филин сунул в рот леденец и поинтересовался:
– Сколько же стоит одноместный номер в «Иверии»?
– От семидесяти до ста лари в сутки, – последовал ответ. – В частных гостиницах немного дешевле, но они всегда забиты постояльцами.
– Красиво живете, – обронил Разин, прикуривая.
– Еще бы, – согласился таксист. – Буханка белого хлеба – доллар. Бутылка пива – полтора. Европейский уровень жизни, говорит наш дорогой президент. В следующем году обещает догнать американцев.