Битва судьбы
Шрифт:
– Привет и тебе, легат. Легок ли был ваш путь? – откликнулся князь, спрыгивая с коня. Обычай встречи этого не требовал, но обойти войско пешим – высшее почтение к воинам.
– Добрались хорошо, – склонив голову, ответил легат.
– Ну и славно. – Князь повернулся к войску. – Здорово, молодцы!
– Ave, caesar! – донесся ответ шести тысяч глоток. С елок на ближней опушке посыпался снег, из города донесся всполошенный собачий лай.
Князь медленно пошел вдоль рядов.
Наставник
Мясной дух плыл по избе, щекотал ноздри. Давно дом не ощущал этого запаха, не видел людей.
Родомист сидел на лавке и отдыхал, глядя, как Хорт священнодействует у печи. До этого Ратан на пару с Леславом таскал и рубил дрова, много дров, сколько нужно для бани. Париться на ночь глядя не так уж и полезно, но днем – не решились, дым выдал бы, что в заброшенном доме кто-то поселился.
Хлопнула дверь, вошел Ратан, довольный, словно обожравшийся сметаны кот. Таким маг не видел его с начала похода.
– Все готово, камни нагрелись так, что не подойдешь, – заявил воевода, почесывая бок.
– Мы вчетвером туда точно уберемся? – спросил Хорт, вытаскивая найденный магом казан из печи. В казане этом, отчищенном и отмытом, удалось сготовить добытого оленя. Запах из посудины шел такой, что разбудил бы голод и у мертвого.
– Влезем, – уверенно заявил Ратан. – Идем скорее, а то Леслав заждался.
За дверями окунулись во тьму, наполненную мягкими прикосновениями гибнущих снежинок. Свернули за угол, и стала видна пышущая жаром баня, похожая на раскаленный камень, неведомо кем брошенный посередь леса.
В предбаннике тесно, но все же как-то исхитрились раздеться одновременно. Одежду свалили кучей на длинную лавку и быстро, один за другим, чтобы не выпускать тепло, заскочили в парную. Жар мгновенно ударил по глазам, вызвал ломоту в теле. Сердце застучало чаще, кровь рванулась по телу, горячим животворным потоком омывая мускулы. В бане оказалось светло, груда углей пыхала жаром, на них лежали раскаленные до красноты камни.
Ратан почти сразу полез на верхний полок. Родомист благостно раскинулся на среднем полке, Леслав робко жался внизу, ребра торчали, будто у голодной лошади. Глядя на юношу, Хорт захохотал:
– Чего на полок не лезешь? Замерзнешь скоро. Давай сюда – нагреешься! – И охотник сам полез наверх, к Ратану.
Жар постепенно проник в мышцы, впитался в кости, принес сладкую истому, легкую дурноту. По телу выступил пот, унося с собой грязь, болезни, все нечистое и ненужное. Когда потек ручейками, Родомист с кряхтением потянулся к загодя заготовленному венику, веско проговорил:
– Ну что, пора? Попаримся. – И в ответ зашелестела хвоя на еловых ветках.
Парились долго, со вкусом, прыжками в сугроб и азартными воплями. Зато баня очистила не только тело, но и разум, Родомист после нее ощутил себя вновь родившимся. На душе стало легко и спокойно. Когда вернулись в дом, бурю смеха вызвал спящий на лавке Леслав, сбежавший из парной раньше всех. Хорт даже предложил его не будить, оставить без ужина, но маг вступился за ученика, отговорил. После серии толчков парень открыл глаза и спросил, осоловело моргая:
– Что, я задремал?
– И чуть не проспал
Казан выставили на широкую доску, служившую столом, рядом примостилась фляга самогона. Мясо, хоть без приправ и особых поварских хитростей, получилось на славу. Немного жесткое, как бывает у всякого лесного зверя, отдавало дымом, но куски исчезали быстро, особенно под слегка пованивающий деревенский самогон. Несмотря на мутность и запах, пойло оказалось крепким. Подогретых парилкой едоков оно разобрало почти сразу. Хорт начал рассказывать истории, случившиеся с ним на охоте. Плел такое, что у слушателей вяли уши. Подобного Родомисту не доводилось слышать за всю долгую жизнь. И медведя доблестный охотник заваливал одним ножом, и, спасаясь от стаи волков, просидел на тонком дереве целую неделю. Лису поймал голыми руками. Зайца на бегу за уши схватил. Леслав слушал эти враки с открытым ртом, а Ратан хмыкал-хмыкал – и все же не выдержал, заявил прямо:
– Все ты придумываешь!
– Я? – возмутился охотник, лицо его при этом обрело самое свирепое выражение.
– Ага, врешь, – радостно подтвердил Ратан, слегка ткнув Хорта кулачищем в грудь, отчего тот как-то осел, подался назад и принялся остервенело чесать в затылке, вспоминая, на что же обиделся.
Закончили спор тем, что выпили еще по одной. Потом еще по одной, и еще. Давно наступила полночь, а разговор становился все горячее и горячее. Глаза блестели, щеки раскраснелись. Начал рассказывать байки воевода, и они оказались немногим правдивее. Последнее, что слышал, засыпая, Родомист, был возмущенный вопль Ратана:
– Что, я придумываю? Да я тебе сейчас...
Наследник
Полозья саней противно поскрипывали, и Терик с опаской думал, на сколько их еще хватит. И не столько боялся за те сани, на которых ехал сам, как за те, на которых везли его корабль, малый драккар. На нем сыну конунга предстоит пересечь море. Но полозья пока держали. Впряженные в сани тяжеловозы северной породы бежали без устали, и версты дороги одна за другой уходили в прошлое.
Ехали, следуя совету конунга, по руслу, только ночами. Выезжали с наступлением темноты, благо темнеет зимой рано, и двигались почти до рассвета. А когда солнце яичным желтком выползало на небосвод, искали место для дневки, желательно в лесу. Конечно, спрятать почти пятисаженный драккар не так-то просто, даже в густом ельнике. Но путники старались, и, на их счастье, крылатых соглядатаев Остроухих пока не было заметно в воздухе.
Лишь раз столкнулись с реальной опасностью, когда дорогу преградил лишенный обычного зимнего сна медведь. Бурый зверь угрожающе встал на задние лапы, заревел. Лошади дернулись, захрапели, закричали возницы, пытаясь удержать обезумевших животных. Терик, ухватив секиру, спрыгнул с саней и вышел вперед. Нет, он не собирался сражаться с собственным животным-покровителем, сын конунга чтил закон, согласно которому посягнувший на жизнь своего тотема лишается благословения Творца.
Так они и стояли: огромный зверь и почти столь же огромный йотун. Молчали и глядели друг на друга до тех пор, пока зверь не опустился на четыре лапы, рявкнул напоследок, гораздо более миролюбиво, чем вначале, и спокойно потрусил прочь.