Битва «тридцатьчетверок». Танкисты Сталинграда
Шрифт:
Весной – господи, всего-то меньше, чем полгода, прошло! – они вместе с Варей гуляли после работы или после его командирских курсов, ели мороженое, пили газировку и лимонад из сифонов. Любовались Волгой и величавыми пароходами, вспенивающими бескрайнюю водную гладь. А то и брали лодку и выбирались на один из многочисленных островков. Загорали, купались, наслаждались друг другом. И война отступала перед величием Волги и теплотой человеческих чувств…
Осенняя Волга тоже сопротивлялась войне, но уже на иной лад. Теперь она несла свои воды стремительно, закручивая водовороты и ударяя свинцово-серыми волнами в шарово-серые борта бронекатеров, которые кололи такое же свинцово-серое небо жалами крупнокалиберных пулеметов и автоматических пушек.
Теперь набережная мертво глядела на Волгу мертвыми глазницами выбитых окон полуразрушенных домов. Капитальные переправы на набережной Сталинграда были сожжены и разрушены. Сейчас вместо них саперы сооружали временные причалы, которые с такой же регулярностью пытались разрушить немецкие пикировщики или прорывающиеся к Волге группы гитлеровских автоматчиков.
Но, несмотря на авианалеты, переправы функционировали. Мобилизованные пароходы, наскоро обшитые стальными листами и вооруженные «сорокапятками» и зенитными пулеметами, везли воинам 62-й армии генерал-лейтенанта Чуйкова боеприпасы, продовольствие, топливо, обмундирование, медикаменты. На пароходах и паромах переправлялось пополнение. А обратно в тыл вывозили раненых – целые потоки окровавленных, кричащих от боли или уже безучастных ко всему людей. Медсанбаты и госпитали были переполнены, врачи едва справлялись со своей благородной, но от этого не менее трудной работой. В Красной Армии был самый высокий процент раненых, возвращенных в строй усилиями военврачей. Но чего это им стоило!..
Вот приближается к берегу небольшой пароходик, он загружен, что называется, под завязку, выше ватерлинии. На бревенчатый причал прыгают, не дожидаясь, когда подведут сходни, красноармейцы и морские пехотинцы в черных бушлатах. Веселые, зубы скалят, словно не на смерть идут, а на парад. «Die schwarze Tod» – «Черная смерть» – так называют их гитлеровцы. И действительно, морячки сражались с особой, бесшабашной смелостью, шли в штыковую, закусив ленточки бескозырок и распахнув черные бушлаты, под которыми – полосатые тельняшки! Их храбрость и натиск, в сочетании с неплохой выучкой и вооружением, заставляли отступить даже хваленые подразделения СС. Вооружены моряки были самозарядными винтовками «СВТ-38» и «СВТ-40», нередко с оптическими прицелами, пулеметами «ДП-27», гранатами, трофейными и нашими. Нередко у них были трофейные или наши пистолеты, кортики, штык-ножи – это для боя в тесноте полуразваленных зданий, когда нужно сходиться в рукопашную.
Спрыгивают морячки в студеную осеннюю Волгу и словно бы не замечают холода!
– Полундра! Вперед, братья-славяне!
Солдаты торопливо разгружают ящики со снарядами и патронами, мешки и тюки с другими припасами. Быстро бегают красноармейцы по узким сходням, перекинутым на борта пароходика. Рядом разгружается длинная баржа. Подъемные краны достают из ее трюмов легкие танки: наши Т-60 и Т-70 и английские «Валлентайны», которые прибыли к нам по лендлизу. Стрелы плавно переносят их на берег и аккуратно ставят на бревенчатые помосты. Красноармейцы сноровисто освобождают боевые машины от грузовых строп.
В обратную дорогу пароход забирает раненых. Носилки ставят на палубе, размещают в трюмах. При этом наиболее тяжело раненных грузят в самую глубину трюма – все равно при бомбежке они выбраться не сумеют. А легкораненых оставляют на палубе: если пароход будет тонуть, то у них есть еще шанс доплыть до спасительного берега. Вот такая жестокая и беспощадная арифметика войны…
Подошел еще один кораблик с пополнением. Эти солдаты были в оборванных ватниках, гимнастерки – без знаков различия. На пилотках отсутствовали звездочки. Вдоль берега выстроились автоматчики с «ППШ».
Степан Стеценко услышал, как высокий и жилистый комиссар в темно-синей фуражке с малиновым околышем кричал новоприбывшим:
– Советская власть дала вам возможность искупить свою вину кровью! Помните об этом и бейте фашистскую сволочь беспощадно! Помните также, что неповиновение приказу, оставление без команды своих позиций, любое пререкание с командирами карается расстрелом на месте! Сейчас вы получите оружие, строитесь, и – в бой!
Штрафники…
Степан Никифорович слышал о них – самой презираемой «касте» в армейской среде. Сами штрафные батальоны и штрафные роты были обязаны своим появлением на свет тому самому приказу Сталина № 227 «Ни шагу назад!». В штрафбаты разжаловали командиров, а в штрафные роты – рядовых, старшин и сержантов. Также среди штрафников появились и уголовные, осужденные по самым «легким» статьям.
Построившись в колонны, они подошли к грузовикам, где каждому выдавали винтовку Мосина или трофейный немецкий Gewechr Kar-98K, или чешские «Зброевки», десять патронов и гранату. И – в бой!
Отличительной чертой боев в Сталинграде было то, что практически отсутствовал оперативный тыл 62-й армии. Бойцы генерал-лейтенанта Чуйкова получали все необходимое сразу или старались это «необходимое» оборонять до последнего.
Степан Никифорович Стеценко приказал замаскировать танки, вместе с командирами зенитных установок определил запасные позиции и наметил секторы обстрела. Потом отправился к флотским, чтобы согласовать с «катерниками» Волжской флотилии. Капитан второго ранга, командир оперативного соединения встретил зенитчика-танкиста хлебом-солью, точнее – макаронами по-флотски, с ароматной тушенкой с лавровым листом и перцем. От «адмиральского» – с коньяком чая Степан Никифорович отказался, глаза должны сохранять меткость, а руки – твердость.
Вообще, «катерники» были больше похожи на танкистов, чем на «классических мореманов». И одеты они были в теплые черные комбинезоны и зимние танкошлемы на овчине. Единственное отличие – это тельняшки и ботинки вместо сапог.
Вместе с капитаном второго ранга они тоже обсудили вопросы взаимодействия. Неподалеку на набережной Волги располагалась зенитная батарея 37-миллиметровых автоматических пушек, в ее штате были также передвижные прожекторы на грузовиках-«полуторках» и специальные звукоулавливающие установки, тоже на автомобильном шасси. Они напоминали счетверенные «рупоры» на вращающемся основании и позволяли обнаруживать самолеты противника по звуку моторов.
В итоге прожекторы и звукоулавливающие установки вместе с зенитной батареей, бронекатерами на реке и зенитными танками Т-90 образовали единую систему локального ПВО. К тому же весьма эффективно работали и посты ВНОС, позволяя обнаруживать армады немецких бомбардировщиков еще на подлете.
Но сегодня день выдался прескверным. Сильный ветер гнал над Волгой свинцово-серые низкие облака. Черные воды великой русской реки с хладной яростью били в берега, на которых стреляных гильз было больше, чем песка. Ветер был промозглый и порывистый, веял холодом. Зима близко…
День клонился к закату. Становилось все холоднее и холоднее, но все же теплый танковый комбез на овчине не давал промозглому ветру выдуть последнее тепло.
– То ли паек съесть? А, товарищ командир? Там сало австралийское, в такой плотной бумаге запечатано. Я видел… – Юра Иванов высунулся из своего люка в головной части танка. – Заморили бы червячка. А то ни фрицев, ни жратвы, аж скучно!..
– Ничего, «лаптежники» прилетят, повеселят тебя…
По камням разбитой мостовой, объезжая воронки, зацокала подковами лошаденка, запряженная в обычную телегу. Правил сим гужевым транспортом красноармеец в ватнике и побитой каске. На телеге позвякивали бидоны и большие термосы.