Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера
Шрифт:
Даже когда два последних свидетеля Эллиса вышли к стойке и заявили о том, что их заставили свидетельствовать против обвиняемых, это ничего не изменило, как и третий допрос Пейпера, в ходе которого он полностью описал боевой путь своей группы в Арденнах. По его рассказу, шли такие напряженные бои, что ни у него, ни у его людей просто не было времени на массовые убийства. К тому же он добавил, что готов был подписать признание в тюрьме Швебишхалль, если бы ему предоставили гарантии, что его солдат прекратят подвергать пыткам.
Потом к свидетельской стойке поднялся лейтенант Перл и под присягой заявил, что никто из обвиняемых не подвергался в Швебишхалле плохому обращению. Такое обращение могло исходить разве что со стороны кого-нибудь из перемещенных лиц польского происхождения, которые работали в тюрьме охранниками. Члены комиссии по военным преступлениям пользовались только логическими уловками, которые упоминал в своем открытом заявлении полковник Эллис и которые являются законными. [62]
62
Полковник Эллис заявлял, что, «несмотря на молодость подозреваемых, нам потребовалось много месяцев постоянных допросов, на которых применялись все известные следователям законные приемы, уловки и стратагемы, в том числе церемонии, услуги осведомителей и подставные свидетельства».
После допроса лейтенанта Перла суд окончательно постановил считать признания, написанные в Швебишхалле, действительными уликами. Тогда полковник Эллис с улыбкой потребовал от суда считать продолжение защиты нецелесообразным, поскольку ее действия бесчестны и бессмысленны. Эверетт понял, что он проиграл дело.
Все, что можно сказать в опровержение утверждения о том, что немцы проводили в долине Амблева массовые убийства, — это предположить, что раненные артиллерийским огнем гражданские могли намеренно лгать, что их расстреливали немцы, в надежде получить этим какие-то льготы. После битвы в Ставло была сплошная неразбериха, больницы забиты ранеными и умирающими, а улицы завалены мертвыми, и местные власти закапывали трупы в братские могилы, не разбираясь в причинах смерти каждого. Хотя печальные кадры с изображением убитых возле ограды сада месье Легея четко показывают, что эти двадцать девять человек, взрослых и детей, убиты из стрелкового оружия.
Кто-то из приговоренных к смерти на суде по «делу Мальмеди» был невиновен, став жертвой судебного фарса и сложившихся обстоятельств, кто-то — шел «по течению», делал, что прикажут, и стрелял, когда все стреляли. Конечно, были и такие, кто убивал намеренно, — некоторые из них так и не попали ни под какой трибунал и ходят до сих пор среди нас.
16 июля 1946 года арестованных на рассвете последний раз ввели в зал суда. Йохену Пейперу приказали встать, выйти из переполненной комнаты ожидания, где находились все 74 человека обвиняемых, и предстать перед судом. Генерал Делби, держа текст приговора в руке, подробно зачитал его и в конце, после короткой паузы, прочел последнюю короткую строчку: «Смерть через повешение».
«Tod durch Erhangen», — повторил переводчик, но в переводе Пейпер не нуждался. Он и так знал, что означают эти три английских слова.
Пейпер открыл рот. Мгновение было тихо, потом прозвучало слово. Его слышали все, до последней скамьи зрителей. «Danke», — произнес Пейпер, развернулся и вышел из зала.
За ним пошли остальные.
Рядовой Георг Флепс, 23 года, стрелял из пистолета в Бонье. «Смерть через повешение».
Сержант Пауль Охманн, 32 года, застрелил сержанта Абрахама Линкольна и бывших с ним. «Смерть через повешение».
Майор Густав Книттель, 32 года, солдаты его разведывательного батальона выполняли смертоносную работу в деревнях на Амблеве. «Пожизненное заключение».
Лейтенант Манфред Кобленц, 26 лет, солдаты его роты выполняли бросок на Ставло и устроили избиение в деревнях. «Пожизненное заключение».
И так семьдесят четыре раза, по две минуты на человека, от самого старшего — Дитриха (пожизненное заключение), до самого молодого, Фрица Гебауэра, которому во время наступления было 16 лет (пожизненное заключение).
К тому времени, когда простые граждане обычно завершают завтрак, все было закончено под довольную улыбку полковника Эллиса, который уже рассказывал журналистам:
— Они [обвиняемые] реагировали не эмоциональнее, чем на обед. Заходили, слушали свой приговор с отсутствующим видом и уходили.
Суд по «делу Мальмеди» завершился.
Этим судом американское военное правосудие похвастаться не могло. Обвинение, имея на подготовку к нему десять месяцев, сделало свою работу небрежно и неаккуратно. Не были представлены такие свидетели, как Анри Ле Жоли [63] или Пфайффер, мальчишка с фермы в Бюллингене, непосредственный свидетель массового убийства. Многочисленные следователи комиссии по военным преступлениям не смогли, имея в своем распоряжении все огромные возможности американской армии в Европе, найти ни одного из пятидесяти или шестидесяти журналов боевых действий 6-й армии СС и подчиненных ей дивизий, которые стали бы подтверждением того, что действительно был издан приказ убивать военнопленных. (Среди немцев некоторые придерживаются мнения, что журналы нашли, но они тут же «потерялись», поскольку никакого упоминания о приказе в них не содержалось.) [64] Обвинение не разобралось в том, почему репрессиям подверглось только население Ставло, а не находящихся в нескольких милях от него Стумона и Ла-Глез. Были ли в какой-то степени оправданы утверждения немцев о том, что в Ставло по ним стреляли местные бельгийцы? Вместо всего этого обвинение, как мы видели, полностью основывалось на признаниях самих обвиняемых, что хоть и дало возможность сначала непосредственно выиграть дело, но в итоге привело к его проигрышу для всех американцев и дискредитации не только американского военного суда, но и всего правосудия США.
63
Анри Ле Жоли находился в тот момент в тюрьме у союзников, ему грозил смертный приговор по обвинению в шпионаже против американцев в ходе битвы.
64
Один бывший сержант СС в интервью «Der Freiwillige», журнале бывших эсэсовцев, рассказал о том, что участвовал в сожжении 9 мая 1945 года возле деревни Готтесгаб 14 грузовиков, в которых были, в частности, журналы боевых действий 1-й дивизии СС и других эсэсовских подразделений.
Давайте остановимся и еще раз посмотрим на три главных вопроса. Были ли на самом деле изданы приказы о том, что в ходе наступления 1-й дивизии СС не надо брать пленных? Что произошло на самом деле на перекрестке в Бонье и имела ли там место трагическая ошибка? И последнее: возможно ли, что вооруженные гражданские стреляли по немцам в Ставло?
Первое, что бросается в глаза даже самому случайному наблюдателю за событиями Арденнской битвы, это тот факт, что изо всех участвовавших в битве дивизий только «Лейбштандарт» был обвинен в совершении массовых военных преступлений. И 2-я и 116-я танковые дивизии продвинулись не менее, а то и более, чем «Лейбштандарт», и представляли для американцев куда большую опасность, но эти две дивизии ушли с поля битвы без каких-либо претензий к своим действиям со стороны гражданских или военных.
Но 116-я и 2-я танковые дивизии были подразделениями 5-й армии Мантейфеля, принадлежащей к вермахту. «Лейбштандартом» же командовал генерал СС. Могло ли быть так, что последний отдавал некие особые приказы?
За три месяца до начала наступления Верховное командование немецкой армии издало приказ, представлявший собой переработанную инструкцию от 29 июня 1939 года, которой регулировалось обращение с военнопленными и населением оккупированных территорий. Необходимость в новом приказе от 1 сентября 1944 года возникла из-за того, что за четыре года войны общепринятой практикой стало взятие заложников, и военные администрации широко применяли различные виды вымогательства. Особенно жестоким отношение к военнопленным было в не подписавшей Женевскую конвенцию России.
В частности, в сентябрьской директиве 1944 года указывалось, что членов партизанских формирований следует расценивать как солдат противника, при условии что они имеют некие опознавательные знаки, различимые с расстояния (даже если это просто нарукавные повязки), открыто держат в руках оружие и подчиняются ответственному за их действия командиру. Кроме того, захваченных в бою пленных предписывалось после первичного допроса как можно скорее отправлять в тыл.
Но это — теория, и, согласно сентябрьской директиве, такие приказы следовало повторять каждые три месяца. А на практике?