Битва в пути
Шрифт:
— Наш университетский за границу ездил со студенческой делегацией, — рассказывала она. — Привез матери голосистый кофейник… Как наливаешь, так он начинает носиком высвистывать… А Никешу там обо всем расспрашивали. Чего он рассказывал, сейчас распечатают по всем газетам.
Даша и ее подруга Вера слушали и не знали, верить ли рассказам о газетах и голосистых английских кофейниках. Но то, что Дашин приятель Никеша учился в Москве, был отличником, ездил за границу, они знали. Где-то совсем рядом, возле них, кипела еще незнакомая большая жизнь, и все чаще они думали о том, как им самим прикоснуться, к этой жизни.
Проводив Павловну, Даша с Верой легли в клуне над погребцом, до полуночи разговаривали о том, как им жить и кем сделаться, и Вера порешила ехать в город. Из города она прислала Даше два письма.
«Молодежи здесь много. Рабочие очень культурные. Есть Дворец культуры и во дворце балетный кружок. На одной нашей улице два кино, а возле завода площадь, на площади портреты передовиков, и все больше молодежь. Тут, прямо при заводе, можно выучиться, на кого хочешь».
Без Веры Даша совсем затосковала и стала проситься у матери в город. Мать с трудом справлялась с работой и с хозяйством, и двойняшки были ей плохими помощницами. «Забаловали мы девчонок!» — думала о них Даша.
На Дашу мать смотрела как на главную свою опору, и когда Даша стала проситься в город, мать сперва растерялась:
— Дашенька, как же я одна-то?! — Но сразу переломила себя: — Ищи, доченька, где тебе лучше!
Только вчера Даша приехала в город. Многолюдье широких улиц, поток машин, игра вечерних огней — все показалось ей праздничным.
«Неужели я здесь буду жить? — думала она. — Неужели буду ходить по этим улицам, и ездить в этих трамваях, и бывать в этих кино, и работать, и учиться, как все эти девушки? Народу-то сколько!»
Даша, и Вера с утра отправились на завод, в отдел кадров. Даша думала, что завод — это большой дом, и, увидев сквозь проходные ворота площадь и широкие улицы с аллеями и с высокими домами, спросила Веру: — Это который же из них завод?
— Везде завод!
— Я понимаю, — серьезно сказала Даша. — Здесь контора, и склад, и все такое. А который же дом — самый что ни на есть завод? В котором доме машины?
— Во всех домах машины, чудила! Кругом везде завод! И к речке завод, и туда, на пригорок, тоже завод!
— Батюшки! — сказала Даша. — Да ведь тут, Верушка, одних окошек на сто колхозов!
В отделе кадров Даше предложили на выбор — быть уборщицей во дворе или учиться на стерженщицу в чугунолитейном цехе.
— Само собой разумеется, только в цех! — посоветовала Вера. В колхозе она во всем слушалась Дашу, а здесь держалась как старшая и в разговоре с важностью употребляла непривычные Даше выражения. — Уборщицей хотя и легче, да мы, рабочие, за этим не гонимся.
Дашу стали оформлять стерженщицей.
Когда они выходили из отдела кадров, подъехала черная длинная машина, необыкновенно красивый черный молодой генерал легко выскочил из нее.
— Смотри, смотри… сам директор! — сказала Веруша.
Даша и так смотрела во все глаза.
— Люда! Люда! Игорева! — вдруг закричал директор.
Простенькая девушка с бледным лицом, в пуховом платке, остановилась на оклик.
— Ну, благодарю, Люда! — сказал директор и пожал ей руку. — Две смены отстояла?
— А как же иначе, Семен Петрович? — спокойно сказала девушка. — У нас половина стерженщиц заболели, а тут конец месяца, программу срываем.
— Ваша же, стерженщица, Люда Игорева, — пояснила Даше Вера,
— Обыкновенная стерженщица? Такая, как я буду? — поразилась Даша.
— Ты еще лучше будешь! — уверенно сказала подруга. — Разве я не знаю, как ты работала в поле?
Потом Вера с Дашей ходили по магазинам, покупали сережки, съели в кафе по нарядному пирожному, вечером подряд посмотрели два фильма в двух кино и в первом часу пришли к Вере в общежитие. Так кончился этот удивительный день — первый заводской день в Дашиной жизни.
Сейчас начинался второй день — начинался бегущими огнями, веселыми звонками трамвайчиков. Прижавшись к Верушиному боку, Даша то перебирала воспоминания, то мечтала о будущем. «Уж что-что, а работать я сумею! Павловна и то нахваливала, как я поспевала повсюду! В нашей школьно-молодежной я самая малолетка была, а меня—никого другого — выбрали звеньевой!» Она мечтала о том, что настанет в ее жизни такой день, когда она, как Люда Игорева, наинужнейшая для завода, простояв две смены, выйдет из проходной бледная, в простом полушалочке…
— Вера! — жарко прошептала Даша в самое ухо подруги. — Разве же я не смогу так, как эта Игорева? Когда б я ее не увидела, я бы и не подумала! А теперь я думаю! Разве она здоровее меня? Разве в ней старания больше? У меня, знаешь, сколько старания?
— Ты еще ее и обгонишь! — сказала Вера. — Она гордячка, эта Игорева. Женихается с техником. Зазнаваться стала. Большой портрет видела на площади? Там много портретов маленьких, а впереди два больших — ее да Сережи Сугробина. Сережа — тот в цехе и в комитете комсомола, А Люда оторвалась от коллектива. В работе она, конечно, старательная, но характером совершенно не годится… А у тебя и старательность и характер лучше всех, самый подходящий для завода!
— Ах, нет! — Даша откинулась на подушку. — У меня характер совсем неподходящий! И никак не могу я своего характера перевоспитать! Я такая мнимая! Такая мнимая! Кто как на меня посмотрит, я уж сразу понимаю его мнение и сразу всю вину принимаю! Другие — что не так, станут оправдываться, а я сразу все воспринимаю на себя! И как начну думать, как начну, то просто нету мне покоя!
Они шептались, хотя в комнате никого не было. Все вокруг было тихо, неподвижно, только трамваи позванивали за окном.