Битва за Дарданеллы
Шрифт:
– Вот и хорошо, возьмете дежурную шлюпку. Я надеюсь, мне не придется краснеть за своего офицера! – Можете быть покойны, господин капитан! – Желаю удачи!
На кубрике в мичманской выгородке Броневский наскоро покидал в рундук нехитрые пожитки. Денщик оттащил рундук в шлюпку. Сослуживцы пожали руки, посочувствовали: покидать корабельную семью всегда нелегко, как-то там еще сложится, на новом месте?
Ближайшие друзья и однокашники по Морскому корпусу Паша Панафидин и Гриша Мельников тоже торопливо собирали свои рундуки. Первому велено было перебираться для дальнейшей службы на линейный корабль «Рафаил», а второму – на «Уриил».
– И
– Может, кому-то в поход дальний идти? – высказал свое предположение Броневский.
– Эх, хорошо бы! – мечтательно закатил глаза Мельников.
Отъезжающих ободряюще хлопали по плечу: мол, все образуется. Броневский спрыгнул с последней ступени трапа в пляшущую у борта шлюпку: – Отваливай!
– Куды грести? – поинтересовался сидящий на руле унтер.
– Вначале к «Петру», а затем на «Рафаил» с «Уриилом»! – ответил за троих Панафидин, обернулся к друзьям. – Интересно бы знать, кто из нас окажется счастливее и вытянет жребий дальнего плавания? – Скоро узнаем! – вздохнул Броневский.
Гребцы привычно налегли на весла, и шлюпка побежала по рейду к видневшемуся вдалеке «Святому Петру». Новый корабль – это всегда новый поворот в судьбе моряка. Что ждет там, какие плавания, шторма и испытания? Кто может сказать об этом, ведь у мичманов вся служба еще впереди!
Балтийский флот готовился к новой морской кампании, и должна она была быть отличной от иных.
На южном берегу Финского залива, у Ораниенбаума, вот уже больше месяца в полевых лагерях томились пехотные полки, которые надлежало грузить в трюмы и везти на остров Рюген. Россия стояла на пороге новой войны, и войны всеевропейской…
Уже год как Европа кипела праведным гневом. Причины для этого были более чем веские. Подумать только, вчерашний генерал Бонапарт внезапно для всех объявил себя французским императором Наполеоном Первым! Это ли не самозванство?! Из всех французов против узурпации власти выступил только один человек – сенатор Карно, но его голос никем услышан не был. Самих французов новоявленный монарх быстро успокоил тем, что решил именоваться не просто императором, а императором Республики! Но одно дело – доверчивый французский обыватель, а другое – сонм европейских монархов, провести которых было не так-то просто. Уж они-то сразу поняли, что отныне корсиканский выскочка становится вровень с ними, а потому жаждали самого жестокого возмездия за столь вопиющую дерзость.
– Быть Бонапартом и стать императором. Так опуститься! – восклицал в те дни французский писатель Курье.
Людвиг ван Бетховен, посвятивший Бонапарту свою «Героическую симфонию», в гневе на бывшего кумира тотчас изменил посвящение, размашисто начертав на нотном листе: «Героическая симфония в честь памяти великого человека».
Однако Наполеона подобные мелочи нисколько не волновали. Новоявленный император отступать от своего решения не собирался, а для того, чтобы придать императорству полную законность, организовал всеобщий плебисцит. Императора себе французы выбирали как бы всем миром. Такого спектакля история еще не знала! Естественно, что результаты плебисцита превзошли самые смелые ожидания. За императора высказалась почти вся Франция. А это развязало Наполеону руки.
В беседе с английским послом Уитвортом, он угрожал вторжением:
– Во главе со мной Франция непобедима! На союзников не надейтесь, первой я сотру в порошок Австрию, а потом уже примусь и за ваш проклятый остров!
Ошарашенный Уитворт тут же донес в Лондон: «Мне казалось, что я слышу пьяного драгунского капитана, но не главу одного из могущественных государств мира!»
Демонстрируя свою всесильность, Наполеон не терял времени и тут же расстрелял в Венсенском рву герцога бурбонской королевской крови Энгиенского, следом за ним гильотинировал на Гревской площади в Париже знаменитого роялиста Кудадаля, а потом изгнал из Франции не менее знаменитого республиканца генерала Моро. Теперь Наполеон не боялся никого!
Французские войска вскоре прибрали к рукам Голландию и Ганновер, подошли вплотную к датским проливам. В нейтральной Швейцарии победило профран-цузское правительство. На юге началась новая агрессия против Италии. Англии Наполен выдвинул ультиматум: вернуть Мальту!
Перепуганный Вильям Питт велел Уитворту организовать убийство «узурпатора». Но заговор провалился. Его участники были схвачены.
– Жребий брошен! – объявил Наполеон. – Я знаю, откуда плетутся заговоры против меня, и я готов к войне. Пусть победит сильнейший!
Штабные офицеры маршала Бертье уже заказывали в парижской типографии не только карты Англии, но и карты Балкан. Последнее прозвучало уже как вызов России. Петербург потребовал от новоявленного императора освободить от своих войск Отрантский полуостров, а заодно оставить в покое и дружественный Ганновер. Наполеон со смехом разорвал протесты и демонстративно присоединил к Франции Геную. После этого заволновались и в Англии. Теперь флот первой державы мира под началом героя Нильской битвы лорда Нельсона стерег у Тулона французский флот адмирала Вильнева, стремясь любой ценой не допустить последнего к своим берегам.
– Бонапарт сжег свои корабли! – говорили в ту пору в великосветских салонах столицы России. – Не пора ли и нам сжечь свои?
В декабре 1804 года в соборе Парижской Богоматери состоялись, наконец, ожидаемые всеми коронационные торжества. По примеру Карла Великого, ставшего императором ровно за тысячу лет до Наполеона, последний велел, чтобы его тоже короновал папа Римский. Однако если Карл некогда смиренно сам ездил к папе в Рим, то Наполеон велел понтифику явиться в Париж. Пий Седьмой повиновался беспрекословно. Коронация поразила мир пышностью и размахом. В самый торжественный момент, когда Пий Седьмой поднял было императорскую корону, чтобы возложить ее на голову Наполеона, тот внезапно вырвал корону из рук потрясенного Папы и одел ее. Жест был многозначительный: новоявленный император заявлял всем, что он обязан в получении короны только самому себе.
В те дни друг детства российского императора князь Александр Голицын сказал Александру Первому:
– Императорское общество становится не совсем приличным!
Александра передернуло. Он был задет за живое. Самопровозглашение корсиканца российский монарх воспринял как личное оскорбление, а потому сразу же начал вынашивать планы отмщения.
Ответом на коронацию Наполеона стало почти мгновенное создание новой, третьей по счету, антифранцузской коалиции. Пока Наполеон пугал спрятавшихся на своем острове англичан видом отборной стотысячной армии в Булонском лагере подле Ла-Манша, российский император без устали собирал и сплачивал будущих коалиционеров.