Битва за Кремль
Шрифт:
— За глупость мою, — хрипло сказал Сергеич. — Не убивай, а? Правда, не убивай.
После любой мольбы, от любого предложения Столбов выстрелил бы немедленно. А так он стоял с пистолетом в руке.
«Так я им и сказал: что вы будете использовать, канистру или бутылку, ваше дело. Но мне надо, чтобы от дома остались горелые кирпичи».
Человек на стуле молча слушал свои вчерашние слова о давних событиях. Он понимал, что любая фраза может стать сигналом к выстрелу.
Операцию «Наша улица» задумал Бобров,
Поэтому операция с самого начала пошла наперекосяк. Региональные менеджеры сработали как надо: обеспечили необходимое человекопоголовье, причем с избытком. Не хватило автобусов, поэтому многочисленным отрядам из Тулы, Орла и Курска приказали прибыть электричками на Курский вокзал. И если тех, кому достались автобусы, кормили всухомятку, поили теплым чаем, пока не кончился, то вокзальная толпа просто оккупировала зал ожидания, не зная, какие будут приказы и дадут ли им денег хотя бы на пирожки.
Не легче было и экипажам автобусов. Они сидели в темных салонах, тихо матерились, просились наружу — покурить да помочиться. Иногда пускали, иногда нет. Было холодно, промозгло, как и полагается ранним бесснежным декабрем. И непонятно, что делать.
В салонах автобусов и в зале ожидания Курского вокзала шло тихое шушуканье. Чаще всего звучала фамилия Столбов.
— Надюшке сейчас было бы шестнадцать, — не глядя на убийцу своей семьи, сказал Столбов.
Заказчик убийства молчал — ему казалось Столбов дожидается ответа.
И тут в кармане Столбова пискнула мобила — sms. На звонок Столбов отозвался бы вряд ли. А так машинально взял телефон, взглянул.
В его лице что-то изменилось. Сергеич со страха опустил голову…
— На меня посмотри, — сказал Столбов, и Сергеич выполнил приказ. Он молчал, лицо не дергалось, но из правого глаза вытекла слеза.
— Суки вы, — Столбов явно обращался не к Сергеичу, а к невидимым собеседникам, глядящим сейчас на экран. — Хотите, чтобы я по-вашему плясал. А вот хер вам, дорогие мои, хорошие. Большой, толстый и крепкий. Ты, — это уже Сергеичу, — завтра уберешься из России. Навсегда. Не то сам тебя найду. И уж тогда… — Прицелился и выстрелил.
— Что за херня? — заорал Бобров, хотя мог бы и не спрашивать. Изображение погасло, как и полагается, когда пуля попадает в монитор.
Правда, монитор, направленный на порог, работал. Но через секунду и он стал ненужным — следующая пуля попала в лампу.
Несмотря на такой поворот событий, Бобров начал командовать решительно и мгновенно. Он схватил сразу два телефона.
— Ребята, — обратился он к группе задержания, — все приказы отменены. Уходите с объекта. — И в другую трубку: — Быстро валите его! Без разговоров!
— Бля! — ответила ему группа уничтожения. — Нас блокировали!
Бобров глядел на экран. Столбов на секунду появился в коридоре и опять стал невидимым: последняя выпущенная им пуля разбила коридорную лампу.
Настоящее целомудрие — не только когда мужчина обходится без женщины и прочих тому подобных утех. Целомудрие — когда ты не терзаешься и не разрываешься, когда понимаешь, что можешь сделать, а что никогда не можешь. Когда ты стал целым.
Столбов это слышал и лишь сейчас осознал, насколько верны эти слова. Едва он прочел строчку от Татьяны и окончательно понял, как поступит, наступила такая легкость души и тела, хоть лети.
Жизненный опыт и логика подсказывали Столбову: сейчас, чтобы выжить, нужно лететь.
И он, прострелив лампу в коридоре, рванулся на второй этаж. Здание наполнилось топотом ног, вслед стреляли. Но несколько лишних секунд давали ему шанс.
Второй этаж, в отличие от первого, был не освещен. Помня, какая сторона здания расположена ко двору, Столбов с разбега высадил дверь плечом. Подхватил какую-то рухлядь — то ли тумбочку, то ли ящик и выбил окно. Потратив лишь секунду на осмотр вытоптанного газона, прыгнул вниз. Приземлился болезненно, но удачно, в метре от перевернутой бочки.
Поднялся, помчался хромой побежкой по двору. Но не к улице, откуда пришел: было слышно, как въезжают машины с дополнительными силами, а дальше, в глубину. Скоро уперся в забор, сдернул куртку, набросил на штырьки, подтянулся, перемахнул.
Когда вскакивал и отбегал, от стальных прутьев срикошетили две пули. Преследование продолжалось.
За следующей стеной послышалось медленное тарахтение подъезжающего поезда. Не желая связываться с улицей — на машине догонят, Столбов форсировал забор и выскочил на рельсы.
На бегу выхватил мобилу, не глядя, ткнул вызов поднял трубку к уху, крикнул:
— Меня преследуют! Бегу на Курский вокзал, по путям.
Бобров сжимал в кулаке мобилу так крепко, будто от силы жима новости могли прийти скорее. А может, потому, что сам ощущал давящие взгляды окружающих — министров-финансистов.
Наконец мобила издала звук.
— Включи на громкую! — чуть не крикнул кто-то.
Бобров так и сделал.
— Объект ушел из здания и проник на Курский вокзал. — Голос командира группы был тренированным, но все же ощущалось, что человек бежит.
— Загоните его в какой-нибудь темный закоулок! — крикнул Бобров. — Что, людное место? Вытащите его оттуда в темный закоулок. Что дальше — понятно. Быстро!
— Понял, — ответил командир, и связь прервалась.
Несколько секунд напряженного и злого молчания.
— Они сами координируют, на месте, — прервал его Бобров. — Сейчас другой экипаж подъедет к вокзалу, не дадут ни в город выйти, ни в метро.
— А почему его из того дома выпустили? — зло взвизгнул кто-то из министров. — Пригнать полк в оцепление, чтоб плечами терлись, вот и все дела!