Битва за любовь (Запах серы)
Шрифт:
Какая жалость, что я увидела метку оспенной прививки у нее на руке слишком поздно. Но если бы я увидела эту метку раньше, что тогда? Попала ли бы я в круг каменных столбов — возможно, с ее помощью — и оставила бы Джейми?
Джейми. Мысль о нем тяжким грузом давила на меня; она раскачивалась из стороны в сторону, словно маятник на конце веревки. «Времени немного». Дорога, тянулась перед нами бесконечная и тоскливая, порою исчезая среди замерзших болот или ледяных просторов, которые были еще недавно лугами и пустошами. Под мелким холодным дождем, который вот-вот грозил перейти в снег,
Громада здания чернела на фоне облачного неба. Построенное в форме гигантского куба здание, с каждой стороной в четыреста футов и с башней на каждом углу, вмещало триста узников плюс сорок солдат гарнизона во главе с командиром, штатского коменданта и прочую прислугу. Уэнтуортская тюрьма.
Я глядела на зловещие стены из зеленоватого гранита. В стенах были прорезаны окна, очень маленькие. В некоторых из них мерцал свет. Другие — как мне подумалось, окна в камерах узников — оставались темными. Глядя на массивное здание с непроницаемыми стенами, огромными воротами, охраной в красных мундирах, я начала терзаться сомнениями.
— Что, если… — Во рту у меня пересохло, я остановилась и облизала губы. — Что, если мы не сможем это сделать?..
У Мурты на лице было его обычное угрюмое выражение; он прятал острый подбородок в воротнике рубашки. Он повернулся ко мне.
— Стало быть, Дугал нас похоронит по обе стороны от Джейми, — ответил он. — Да, прямо сказать, работа нелегкая.
Часть седьмая УБЕЖИЩЕ
Глава 34 УЭНТУОРТСКАЯ ТЮРЬМА
Сэр Флэтчер Гордон был низенький и дородный мужчина; полосатый шелковый жилет обтягивал его, словно вторая кожа. Плечи у него были покатые, а брюшко весьма солидное, и оттого казалось, что в комендантское кресло уселся большой окорок. Лысая голова и ярко-розовое лицо скорее усиливали, нежели рассеивали это впечатление, хотя ни один окорок не мог похвастаться парой таких голубых глаз. Склонившись над пачкой бумаг на письменном столе, сэр Флэтчер осторожно и неторопливо перелистывал их.
— Да, вот он, — сказал сэр Флэтчер после того, как невыносимо долго читал страницу. — Фрэзер, Джеймс. Обвиняется в убийстве. Приговорен к повешению. Так, позвольте, а где же постановление об экзекуции? — Он снова умолк, близоруко уткнувшись в бумаги.
Я впилась ногтями в шелк моего ридикюля, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.
— А, да. День казни 23 декабря. Он еще у нас.
Я проглотила слюну и ослабила судорожную хватку. Меня одновременно охватили ужас и ликование. Значит, он еще жив. Оставалось два дня. И он где-то близко, в том же здании, где сейчас нахожусь я… Выпрямившись в кресле для посетителей, я придала себе вид этакой обаятельной просительницы.
— Могу ли я повидать его, сэр Флэтчер? Совсем ненадолго… быть может, он захочет что-нибудь передать своей семье?
Под видом английской приятельницы семейства Фрэзеров мне сравнительно легко удалось получить аудиенцию у гражданского коменданта Уэнтуортской тюрьмы. Просить о свидании с Джейми было, безусловно,
Сэр Флэтчер сдвинул брови, что-то обдумывая. Было ясно, что подобную просьбу со стороны всего лишь друга, а не члена семьи он считает неприемлемой, но в то же время он не был человеком бесчувственным. В конце концов он все же покачал головой отрицательно.
— Нет, дорогая моя. Боюсь, что никоим образом не могу этого позволить. У нас все переполнено, и мы не имеем необходимых условий для личных свиданий с заключенными. К тому же он… — сэр Флэтчер снова полистал бумаги, — он сейчас содержится в большой камере в западной части здания, вместе с другими уголовными преступниками, которым уже вынесен приговор. Для вас свидание с ним в этой камере было бы чрезвычайно опасно… да и вообще где бы то ни было. Это опасный узник, поймите. Вот здесь обозначено, что мы с первого дня пребывания у нас держим его в кандалах.
Я снова вцепилась в ридикюль, на сей раз чтобы не ударить коменданта. Он еще раз покачал головой; пухлая грудь вздымалась и опадала от тяжелого дыхания.
— Нет, если бы вы были членом семьи, тогда, возможно… Впрочем, дорогая моя…
Его, кажется, нечто осенило. С некоторыми затруднениями выбравшись из кресла, он подошел к внутренней двери, возле которой стоял на карауле солдат в мундире, и что-то негромко приказал ему. Тот кивнул и вышел.
Сэр Флэтчер вернулся к своему письменному столу, задержавшись по пути, чтобы прихватить графин и стаканы, оставленные, на комоде. Я приняла его предложение выпить кларету — я в этом очень нуждалась.
Мы успели пригубить второй стакан к тому времени, как вернулся караульный. Тот вошел в кабинет без приглашения и поставил на стол возле локтя сэра Флэтчера небольшой деревянный ящичек. Потом повернулся и вышел, бросив на меня мимолетный, но внимательный взгляд, перед которым я скромно опустила очи долу. На мне было платье, заимствованное у некоей дамы из знакомых Руперта; запах, которым пропиталось платье и соответственно ридикюль, навел меня на совершенно определенные мысли о том, чем занималась эта особа. Я надеялась, что караульный не узнал платья.
Осушив стаканчик и поставив его на стол, сэр Флэтчер придвинул к себе ящичек — простую деревянную шкатулку с выдвижной крышкой. На крышке мелом было написано: «Фрэзер». Сэр Флетчер сдвинул крышку, заглянул внутрь и тотчас пододвинул ящичек ко мне.
— Личные вещи заключенного, — сказал он. — Обычно мы после… мм… экзекуции отсылаем их тому из родственников, кому назначает осужденный. Однако этот узник вообще отказался хоть что-то сообщить о своей семье. По-видимому, из неприязни или отчуждения. Не столь уж необычно, однако прискорбно. Я подумал, мистрисс Бошан, что, поскольку вы друг семьи, может быть, вы примете на себя обязанность передать вещи родственникам?