Битвы по средам
Шрифт:
— В трико. И брат, а не братик.
— Да, ты прав! У меня есть брат, уже вполне взрослый, который не стесняется носить колготки. — Она сунула картинку мне за пазуху. — Срочно улаживай это дело. Или умри.
Вот не думал, что в седьмом классе опасности, причём смертельные, подстерегают тебя на каждом шагу…
Я начал прикидывать варианты. Пирожные с кремом тут не сработают. А вот кадетская школа в Алабаме — неплохая идея. Может, отцу даже понравится.
С этой надеждой я прожил до ужина, за которым отец объявил, что городские
Он объявил это и многозначительно взглянул на мою сестру.
— Сама видишь, как важно, что Коммерческая палата выбрала меня Бизнесменом года.
— А-а-а, — протянула она с усмешкой. — Я-то думала, тебе главное — прилепить на дверцу машины их прикольный значок с магнитиком.
Отец перевёл взгляд на меня.
— Круто, пап, — выдавил я.
— Именно. — Он кивнул. — И то, что сын у меня учится в этой школе, прибавляет шансов на выигрыш. Члены жюри понимают, что компания «Вудвуд и партнёры» вложит в этот проект всю душу. Если получим — нам все дороги будут открыты!
— Пап, а я хотел в кадетскую школу поступить, — произнёс я.
Отец взял свою чашку с кофе. Сделал один глоток.
— Думаю, Ковальски на этот конкурс и не сунется, — продолжил он.
— Папа, я хочу в военную школу, — настойчиво повторил я. — В штате Алабама.
— Холлинг, глупости не обязательно повторять дважды. Одного раза вполне достаточно.
— Почему военная школа — глупость? — спросила сестра.
— Сегодня стало известно, что «Нью-Йорк Мете» решили платить Бадди восемнадцать тысяч в год. Нет, вы представляете? Восемнадцать тысяч за игру в бейсбол?! Причём игроку, который по мячу толком не попадает. Дурацкая идея. Отправить Холлинга в военную школу — идея чуть менее дурацкая, но не намного.
— Учиться в нашей старшей школе — вообще полная дурость и нелепость, — заявила сестра.
Отец закрыл глаза. Отпил ещё один глоток кофе. Похоже, он укреплял свой дух. Готовился к бою.
— Правила в старшей школе одно краше другого! — продолжала сестра. — Девочкам нельзя носить короткие волосы! Мальчикам нельзя носить длинные волосы! Юбку короткую не надень, брюки — ни в коем случае, свитер в обтяжку — ни-ни, а джинсы, по их понятиям, оказывается, бывают слишком голубые! Да, слишком! Голубые! Даже водолазки носить нельзя, потому что они тоже слишком — уж не помню что! Бре-е-ед! Но главный бред вот в чём: на головы несчастных людей, у которых не то что джинсов, вообще никакой одежды нет, каждый день валятся бомбы, а директора волнует наш внешний вид!
— Ты не будешь всё это носить! Потому что ты — не хиппи! — произнёс отец, по-прежнему с закрытыми глазами.
— Какое отношение эти запреты и правила имеют к моему образованию? Зачем директор их выдумывает?
Отец открыл глаза.
— Затем. Это его право. — Отец поставил чашку. — Восемнадцать тысяч долларов! Уму непостижимо!
Так идея о кадетской школе в Алабаме увяла на корню.
После ужина сестра зашла ко мне в комнату.
— Ты чего без стука? — возмутился я.
— Военная школа — дикая идея.
— А почему ты за ужином совсем другое говорила?
— Идея дикая вовсе не потому, почему думает отец. Идея дикая потому, что после такой школы прямой путь во Вьетнам, в Сайгон.
— И что?
Она вытаращилась на меня удивлённо и презрительно.
— Знаешь, наверно, таким дуракам туда и дорога. Тебя и спасать не стоит. Ты вообще в курсе, что во Вьетнаме идёт война? Война! Каждую неделю там погибают двести солдат. Их присылают обратно в Америку в чёрных пластиковых мешках. Штабелями грузят в самолёты. Тут их закапывают в землю, а родным выдают на память красиво сложенный американский флаг. Был человек — и нету.
Она замолчала.
— Я не переживу, если ты… если тебя…
Она снова замолчала. А потом повторила:
— Дикая идея, Холлинг.
И ушла.
И тут же из её комнаты донеслось пение борца за мир Пита Сигера.
На следующий день народ благополучно отчалил кто в синагогу, кто в собор Святого Адальберта, причём уехали даже Данни Запфер и Дуг Свитек, которые до последней минуты околачивались в классе, надеясь, что миссис Бейкер опять устроит нам какую-нибудь сногсшибательную встречу.
Миссис Бейкер подошла к моей парте и вернула тест — мои сто пятьдесят ответов на её сто пятьдесят вопросов по «Макбету».
— Макбет и Малькольм, конечно, начинаются с одной и той же буквы, но это разные персонажи, — заметила миссис Бейкер.
— Я знаю.
— То же самое относится к Дункану и Дональбайну, хотя у них не только первая, но и последняя буква совпадают.
— Ну да. Разве я их перепутал?
— Малькольм и Дональбайн — сыновья короля, а не…
— Вообще-то Шекспира нелегко читать, — сказал я в своё оправдание. — Особенно когда он всем похожие имена придумывает.
Тут глаза у миссис Бейкер точно стали квадратные. Сам видел, не вру.
— Шекспир писал не для того, чтобы облегчить вам процесс чтения, — сказала она.
Похоже, рассердилась не на шутку.
— Он писал, чтобы приоткрыть нам, что значит быть человеком. И выбирал для этого самые удивительные и прекрасные слова, которые существуют в нашем языке.
Миссис Бейкер задержала на мне взгляд. Долгий взгляд. А потом прошла обратно к своему столу.
— Шекспир пытался нам объяснить, что человек живёт не только ради власти или удовлетворения своих желаний. Он предупреждал, что гордость, соединённая с упрямством, грозит настоящей катастрофой. А зло не способно победить любовь, зло рядом с любовью — ничто, глупая шутка.
Мы помолчали.
Потом я произнёс:
— Зло — не такая уж ерунда. Вы видели, что наклеил на стены брат Дуга Свитека?